Берии выпало, прямо скажем, незавидное. Хотя, наверное, скудость доступных забав, развлечений и гостинцев скрашивалась для него искренней родительской любовью. Но вот каким именно был Лаврентий в детстве, мы ничего не знаем. Был ли он драчуном, заводилой, атаманом ребячьей ватаги? Или, наоборот, будущий шеф НКВД был тихим мальчиком, предпочитавшим книги веселым забавам с друзьями и нередко становившимся жертвами местных задир? Каждый волен додумывать на сей счет все, что угодно. Хотя, как мы увидим дальше, к книгам, по крайней мере в зрелые годы, Лаврентий Павлович особой склонности не питал. Так что, по всей вероятности, предпочитал шумные игры со сверстниками. А учитывая горячий темперамент, сильную волю и проявившееся позднее умение подбирать себе толковых помощников, надо думать, что уже в детстве Берия умел сколотить вокруг себя компанию друзей, беспрекословно ему подчинявшихся.
Также нет никакой информации о взаимоотношениях Лаврентия с родителями. Бил ли его Павле или же, напротив, следил, чтобы с головы сына ни один волос не упал? Сохранилось немало свидетельств, что позднее, находясь во главе карательного ведомства, Лаврентий Павлович если и не собственноручно бил, то заставлял в своем присутствии своих подчиненных бить подследственных, выколачивая из них признания, будь то прославленный маршал Василий Блюхер или молодой дипломат Евгений Гнедин – сын известного как посредника между большевиками и германскими властями социал-демократа Александра Парвуса (Гельфанда). Соблазнительно было бы объяснить эксцессы такого рода садистскими наклонностями, развившимися под влиянием побоев в семье. Но нет, раз Павле ради образования сына готов был пожертвовать самым дорогим, что было у бедного грузинского крестьянина, – домом, как-то не верится, что он при этом избивал Лаврентия и вообще мог поднять на сына руку. Хотя юный Берия, вполне возможно, и давал поводы для отцовского гнева.
Евгений Гнедин вспоминал в заявлении в Президиум ЦК КПСС от 16 июля 1953 года, адресованном лично Маленкову: «В ночь на 11 мая 1939 года, занимая должность Заведующего Отделом Печати НКИД, я был арестован и доставлен в кабинет Кобулова – ближайшего сотрудника Берия. Я решительно отверг заявление Кобулова, что являюсь шпионом, и утром 11 мая был препровожден для пыток в кабинет Берии. Для того чтобы высказываемое мною обвинение не было голословным, я вынужден изложить некоторые подробности.
Меня посадили на стул против Берия, а по бокам поместились Кобулов и неизвестный мне работник Следственной Части. Кобулов доложил Берия, что я на ночном допросе «вел себя дерзко», и как только я, прервав Кобулова, заявил, что настаиваю на своей абсолютной невиновности, Кобулов с подручным, по сигналу Берия, стали с обеих сторон обрабатывать мою голову, как боксер – тренировочный мяч.
Затем меня, оглушенного, по команде того же Берия всесторонне обработали резиновыми дубинками. На вопросы Берия я повторял, что никаких преступлений не совершал.
После этого начальник тюрьмы Миронов привел