четверти страницы бил в глаза уже знакомый слоган и яркий маревом восходила Жопа.
Что за дерьмо?!
Почему я не могла прославиться чем-нибудь достойным? Что не стыдно показывать родственникам и говорить: «Это – я!» Почему все, что выглядит Птицей Счастья, влетает в мое окно больничными «утками»?
Теперь еще и Марита решила со мной дружить, поскольку мы обе с ней согласились, что Штрассенберг – это Вегас. Необязательно выносить наши планы на всеобщий обзор. И я согласилась. За столом пустовало место, с табличкой «Коринна Кёниг» и Марита заговорщицки улыбалась мне…
Совсем, как Лизель, вышедшая к завтраку.
– Что за вид? – спросила Лизель, ослепительно улыбаясь.
– Сон приснился. Отвратный сон.
– Дружба с Маритой?
– Еще хуже. Мне снилось, я занималась сексом с моим отцом, а ты нас застукала.
Отец, который явно слышал о снах похлеще, лишь улыбнулся. Прихожанки любят рассказывать свои сны, особенно когда священник хорош собой и не стар. А вот Маркус дернулся. Чуть кофе на себя не пролил.
– И что было дальше? Я присоединилась? – спросила Лизель, положив ладони ему на плечи и кончиком пальца обвела ухо.
– Нет.
– Это хорошо. Двоих он не потянет бы после инфаркта. Маркус, ты что ли покраснел?
– Можно мне в этом доме хотя бы позавтракать, не обсуждая секс?
– Можно, – она изящно скользнула на стул и подмигнула мне. – А что, Виви, Фред правда был так хорош, как жужжала Джессика?
После завтрака Лизель велела подняться в ее салон.
Теперь она больше не улыбалась. И не пыталась притворяться, будто все хорошо.
Ковры в холле заменили, но всякий раз проходя то место, мы все ускоряли шаг. Джесс умерла, но так, что будет жить вечно. И мои дети будут пугать друг друга рассказами о сумасшедшей бабушке Штрассенберг, чей призрак бродит по Галерее, чтобы их утащить.
Мысль о детях была навязчивой. Навязанной мне извне. Но казалась личной.
– Что с Себастьяном?
– Мы поругались. Это считается?
Лизель мрачно закусила изнутри щеку.
– История повторяется, – я села и посмотрела на свою бабушку.
Я никогда не думала о ней так. Всегда считала ее подругой… Но Лизель была кем угодно, кроме подруги.
– Джесс мне рассказывала, но я не верила ей. Я верила всему, кроме правды… Теперь я вижу, что Джессика не врала. И если так, то я сэкономлю тебе усилия.
Она обернулась, смерив меня холодным обжигающим взглядом. Совсем, как Маркуса. На меня Лизель никогда еще не смотрела так.
– Вернешь мне годы, что я потратила на тебя?
– Потратила?! Ты притащила сюда богатенькую девчонку, заставила ее залететь… Все ради денег! А сейчас хочешь, чтоб мои деньги остались в этой семье. В угоду своему чокнутому любовнику. А где семья?! Он уже раз устраивал брак Себастьяна, что в итоге? Первенец покончил с собой, Филипп предпочел кастрацию, Фердинанд – гомик, а близнецы – кретины и слабаки. Рене, может что-то и смог бы, но корь поставила