Вот, думаю, есть же люди, для них принцип дороже денег. Я фактически из-за тебя стал другим человеком.
АНАТОЛИЙ. Ну, и дурак. И я дурак.
БЕЛОВ. Вот именно.
ТАТЬЯНА. Что правда, то правда, принципов у него дополна. У него чуть что – сразу принцип. Он ведь и не работает сейчас не потому, что не хочет, а – из принципа не работает!
АНАТОЛИЙ. Ты умолкнешь когда-нибудь, дурында?
ТАТЬЯНА. А чего ты мне рот затыкаешь? Даже неудобно перед человеком. Я тебе жена все-таки, а дочери твоей мать!
АНАТОЛИЙ (встает). Так. Ну, тогда не обижайся, жена моей дочери и меня мать!
ТАТЬЯНА. Ой, господи! (Испуганно вскакивает, бежит к двери.)
АНАТОЛИЙ (успевает схватить топор и встать перед нею; замахивается). Говори: я сукина дочь и твоя живая смерть!
ТАТЬЯНА. Не скажу!
БЕЛОВ (встает между ними). Анатолий, остынь!
АНАТОЛИЙ. Уйди! Зарублю!
БЕЛОВ. Руби.
Татьяна, воспользовавшись моментом, устремляется к двери, выбегает.
АНАТОЛИЙ. Не уйдешь, зараза! (Выбегает вслед за ней.)
Просыпается и выходит, потягиваясь, из-за занавески хозяйская дочь, Маша, весьма некрасивая девушка.
МАША. Надо же так орать… Сколько время?
БЕЛОВ (озирается). Не знаю. Часов нет.
МАША. Но чего вообще? День, утро, вечер?
БЕЛОВ. Вечер. Хочешь чего-нибудь?
МАША. Сдохнуть. А ты зря тут высиживаешь, все равно найдут. Отец за бутылку проболтается. Уезжай сам – и меня с собой возьми. Удочерить не хочешь? Или любовницей меня сделай. Я молодая, горячая, хоть у кого в Шабашовке спроси. Машка супер-старт. Она же супер-финиш.
БЕЛОВ. Зачем тебе это? То есть в Москву?
МАША. А тут чего ловить? Жопа полная. Ни одного нормального парня. Так я не поняла, берешь в любовницы? (Обнимает его, заглядывает в глаза.)
БЕЛОВ. Я бы с радостью…
МАША. Ясно. (Отталкивает его, наливает самогона в стакан, выпивает.) Страшная я, так и скажи.
БЕЛОВ. Маша, ты очень…
Она с усмешкой смотрит на него.
(После паузы.) Разве дело не в этом? Я тоже с детства – урод.
МАША. У тебя миллионы.
БЕЛОВ. Теперь нет.
МАША. Поэтому ты тут со мной.
БЕЛОВ. Дело не во внешности. И не в миллионах. Покой душе нужен, равновесие. Вот что главное. Я знаю много красивых, но очень несчастных женщин. Больных и душой, и телом. А ты здоровая теперь. Радуйся.
МАША. Уж лучше три дня красавицей пожить, чем триста лет уродкой. Ты представляешь вообще, что это такое: идешь по улице или едешь на супермашине – и на тебя все смотрят, и тебя все хотят! Тебе не понять, ты мужчина. А я это во сне вижу каждый день. Я иду (изображает) – и все смотрят. И хотят. И каждый в голове меня умоляет: отдайся, отдайся, отдайся! Думаешь, я тут всем даю, потому что очень хочется? Не давала бы, никто меня бы и не заметил бы вообще. А тут – пусть ругаются, пусть обзывают – а хотят, все равно хотят. А была бы красавицей – никому бы не дала. Всем бы обещала, всех заманивала бы – и хрен вот вам! Никому! Вот на столько (показывает