ты ночевал перед тем, как мы встретились, Книжник? – спросил Бегун без обычного ерничанья.
– Зачем тебе?
– Ну, скажи…
– На сожженной ферме.
Бегун довольно кивнул.
– На ферме Тома?
Тим остановился и повернулся к собеседнику. Лицо его сохраняло спокойное выражение, но глаза выдавали. Они горели такой неприязнью к пленнику, что тому невольно стало не по себе.
– Да, на ферме Тома.
– Я сам там, конечно, не был, но Резаный говорил мне, что Тома убили. И рассказывал мне, кто убил. Я сам потом видел его жену, уж не помню, как ее звали. Маленькая такая, брюхатая…
– Ее звали Ева, – сказал Книжник изменившимся голосом.
– Хорошая память, – кивнул Бегун. – Ева, значит. Запомню. Хотя, нах мне надо помнить имя покойницы? Ну, раз ты помнишь, как ее звали, Червяк, то, наверное, скажешь мне, кто убил ее мужа? Или тебе напомнить?
– У нас не было другого выхода…
– Все так говорят, Книжник, – Бегун скривил израненное лицо в усмешке, должной означать иронию. Получилось жутковато. – Веришь, каждый раз, когда я кого-то убивал, у меня не было другого выхода. Или я его просто не искал. Правда, мне-то было насрать, что выхода у меня нет. Но это же результата не меняет? Выхода нет у тебя, а в результате умирает Том. Или Джек. Или Бэзил. Ева мертва. Я думаю, их с Томом дети тоже мертвы. А выхода не было у тебя и этой безумной рыжей суки… Обхохочешься!
Книжник молчал.
– Да, я уверен, что убивал не ты, – продолжал Бегун. – Убивала Белка. Она умела и любила убивать. Это у нее получалось лучше всего!
Тим вскинулся, как от пощечины.
– Да, она умела убивать. Умела, но не любила.
– А ту герлу в Стейшене кто сбросил с галереи? Тоже она и совершенно случайно? Или ее уже ты пихнул?
– У нас не было другого выхода… – повторил Книжник упрямо.
– Ты уже это сказал, Червячок. Так как спалось тебе на ферме? Мертвый хозяин в гости не заходил? Жаль… Это ведь ты превратил ферму в пепелище! Твоя работа, добрый ты наш! Чем мое кладбище лучше твоего? Скольких вы убили в Библиотеке, Книжник, когда твоя подружка взорвала дверь? Скольких ухайдокали в Стейшене? Скольких положили в Лабе? Оглянись, блядь! За тобой марширует толпа твоих собственных мертвецов! Их сколько? Пять полных рук и еще двое? Или больше? Помочь посчитать? Тех, кого настрогала Белка, тебе зачтем?
Лошадь шагнула в ручей и шумно хлебнула из темного прозрачного потока.
– Добрый – значит, мертвый, – сказал Книжник. – Ты, наверное, прав, Бегун. Но я тебя за эту правду не убью. Будешь жить, пока я не решу иначе. А решу иначе – сдохнешь первым! Уж это я точно переживу.
В руках у него сверкнул тесак – огромный, с тяжелым матовым лезвием, – и Бегун сразу вспомнил, чей это тесак. Тим взмахнул ножом, Бегун невольно отпрянул. Лезвие просвистело совсем рядом с его животом. Он уже представил, как заточенная сталь вспарывает ему брюшину и из раны вываливаются кольца кишок. Как кровь заливает ему бедра и колени…
Увернуться