утро рабочие были удивлены, увидев, что камня нет, и весь он использован для нашего пирса. Поступил запрос на разбор нашего сооружения, мы были разоблачены и на нас пожаловались. Некоторые из ребят получили нагоняй от родителей и, несмотря на то, что я отстаивал полезность нашей работы, мой отец заверил меня, что ничто не может быть во благо, если оно сделано нечестно.
Думается, тебе интересно было бы узнать кое-что о его личности и характере. У него было отлично сложенное тело, средняя, но хорошая осанка; он был очень сильным, сообразительным, умел хорошо рисовать, был немного обучен музыке и обладал чистым приятным голосом, таким, что когда он играл на скрипке псалмы, подпевая себе, как он однажды сделал вечером после рабочего дня, слушать его было одно удовольствие. Так же хорошо он умел работать руками и, если это было нужно, очень хорошо управлялся с другими инструментами торговца; но его самым большим талантом было то, что он хорошо понимал и правильно рассуждал о рискованных вопросах, как в частных, так и в общественных делах.
Последнее, правда, никогда не было его настоящей работой, ведь большая семья, которой он должен был дать образование, и скованность его положения держали его в торговле; но я хорошо помню, как часто посещали нас выдающиеся люди, спрашивали его мнения в делах города или церкви, к которой он принадлежал. Они выражали ему большое уважение за его суждения и советы: с ним также много советовались частные лица о своих делах, как только с ними случались какие-то неприятности, а также его часто выбирали арбитром в споре сторон. Так часто, как мог себе позволить, он любил принимать за своим столом достойного друга или соседа, беседовал с ним и всегда заботился о том, чтобы инициировать какую-нибудь остроумную или полезную тему для разговора, которая хорошо повлияла бы на развитие его детей. Таким образом, он привлекал наше внимание к тому, что было добрым, справедливым и рассудительным в жизни; и мало или совсем не уделялось внимания за тем столом пище: красиво она подавалась или нет, сезонной была еда или не сезонной, вкусной или плохой, лучше или хуже другое блюдо; и я был воспитан в таком идеальном невнимании к таким вещам, что мне было абсолютно все равно, какую пищу ставят передо мной и, не придавая этому внимания до сих пор, я едва могу вспомнить, что у меня было на ужин, если меня спросить об этом через несколько часов после него. Это всегда было очень удобно для меня в путешествиях, где мои компаньоны иногда чувствовали себя очень несчастными, считая куда приятнее довольствоваться более деликатной пищей, из-за другого воспитания, вкусов и аппетитов.
У моей мамы также было отлично сложенное тело: она вскормила всех своих десятерых детей. Я никогда не видел, чтобы мои отец или мать чем-то болели, кроме, собственно, тех болезней, от которых они скончались: он в возрасте 89 лет, а она в 85. Они лежат, похороненные вместе, в Бостоне, где я несколько лет после их смерти поставил над их могилой мраморный памятник[11]