в бегство, – говорит он с серьезным видом.
Пока ингуши ловят своих коней, ребята в полной безопасности оглашают окрестность торжествующими победными криками…
Летом почти все ребятишки собирались под его Щорса командой. Коля-атаман, так его звали друзья, обучал их строю в лесу, за кладбищем. Здесь было сооружено нечто вроде крепости. На валу стояли часовые. Штаб отряда помещался в доме паровозного машиниста Кваско, Колиного дяди. Тут же хранились запасы оружия. Изготовлялось оно по чертежам, которые Коля-атаман заказывал своему деду, инструментальщику паровозного депо Табельчуку. Словом, дело было поставлено на солидную ногу.
После одного из набегов отряда на помещичьи озера в управление сновской полиции прискакал посыльный с пакетом от княгини Милорадович. В тот же день к машинисту Кваско заявился сам господин пристав.
– Где ребята?
– А кто их знает. Бегают где-нибудь, может, в солдаты играют.
– А ну-ка, разыщи их. Всыплю вот я им за эти игры. Княгиню до смерти перепугали. Войска, пишет, надо вызывать, разбойники появились.
«Разбойников» нашли с большим трудом. Атамана и есаула потребовали на допрос. Они явились втроем: Коля Щорс, Ваня Кваско и его брат Тима Кваско. Это была неразлучная компания, заводилы сновских ребятишек.
– Это вы, разбойники, распугали всю охрану княгини Милорадович? – спросил пристав.
– Мы, дядя, играем в войну, – ответил за всех Коля Щорс.
– А с кем же вы воюете?
– А мы с японцами воюем, которые наш флот утопили.
– Врете, разбойники, какие здесь японцы?
– Я, дядя, никогда не вру. Если у меня кто соврет, я ему завсегда сам в морду дам, – строго сказал Коля Щорс.
– А кто ты такой?
– Я атаман.
– Атаман? А ну-ка, подойди.
Пристав схватил атамана за ухо.
– Дядя, больно, отпусти, а то укушу, – тихо сказал Коля-атаман.
Пристав быстро отдернул руку и спросил у Кваско:
– Это твой?
– Племянник. Сынок Щорса Александра, машиниста.
– Выдери его, разбойника.
– А за что, дядя, драть меня?
– Не води свою банду на княжеские озера.
– Так мы же, дядя, в войну играем! Разве нельзя?
– В войну можно, а вы революцию устраиваете, на чужое добро заритесь.
– Ничего подобного, – запротестовал Коля-атаман. – Революции только взрослые устраивают… А почему она все захапала – и лес, и речку?
– Поговори у меня… Вишь, какой умный!.. Выдрать! – приказал пристав и на атом закончил допрос…
Драть Колю, конечно, никто не стал…
Девять лет – пора, когда в человеке складывается характер, зреют чувства и особенно прочно оседает в душе виденное, пережитое. Конечно, со своими оценками, своим пониманием. Наиболее цепко хранит картины прошлого зрительная память.
Зимой, как и многие его сверстники, Николай проводил в депо, где часто происходили бурные события. Митинговали