как раб сего завета,
уборкой завершаю лето.
Я с детства – трудоголик, раб,
порой устав, ползу, как краб,
и в зимний хлад, и в летний зной
для отдыха к себе домой.
Здесь я нытьё своё кончаю,
уж восемь – нужно выпить чаю,
и, подключив канал вестей,
нырнуть в помойку новостей.
«На тех, уже забытых берегах…»
На тех, уже забытых берегах,
на пляжной гальке и на диких скалах,
где даже след исчез мой сам собой,
увы, и не осталось даже малых
примет, как в быстро тающих снегах;
там был исток и воздух был хмельной.
И были тайны судеб страшных звёзд,
Творцом на чёрной вытканы холстине
(тогда и мне таким казался небосвод).
Был Млечного пути едва заметный хвост,
и в облачной прозрачной паутине
кружил фантазий дерзких хоровод.
Как был прекрасен тех фантазий хмель,
как нам всегда его казалось мало,
какие мысли зрели в наших головах…
И вот наш бриг с разгону сел на мель,
трещат борта, уже не до аврала,
и мы теперь как в снах, плывём в словах…
«Обмелели омуты влечений…»
Обмелели омуты влечений,
В сердце поселился холодок,
И в стране амурных приключений
Я давно не гость и не ходок.
Конь мой, что резвился в поле,
вдруг с галопа перешёл на шаг,
научился смирно жить в неволе,
поменял свободу на большак.
По бокам глубокие кюветы
их не перепрыгнуть – не та прыть.
Позади восторги и наветы,
но и те, и те не позабыть.
Прошлое, как театральный задник,
проплывает в памяти порой.
Конь устал, и притомился всадник —
Дай им Бог не счастье, а покой.
«Поддавшись чарам Церетели…»
Поддавшись чарам Церетели,
который изваял Петра —
(мы чуть с катушек не слетели)
и всё же крикнули ура!
Стоит он средь дождей, метелей,
портянки сушит на снастях;
от статуи, что с бронзой в теле,
туристки прямо на сносях…
Но наша суть – в любых приделах
снег – лишь фантазия богов.
И лепим мы в дерзаньях смелых
подруг из пены облаков.
«Любовницы – снега былых времён…»
Любовницы – снега былых времён,
каким огнём горело ваше тело,
был бесконечен список тех имён,
которых вы к себе впускали смело:
героев разных рас, народов и племён,
да всех, своё прекрасно знавших дело.
Теперь затих прибой воспоминаний,
да и скелеты обратились в прах,
осадки наших нравственных терзаний
осели сединой на головах,
а губы позабыли вкус лобзаний —
не мёд,