и позабыты. Ныне живущим? Большинству их них всё едино, они его знать не знают.
Но ритуал всегда следовал древнему уговору.
Путевой скарб оставлен под присмотром служки безымянного постоялого двора в основании городского муравейника, необходимый путь проделан, настала пора прощаться со спасительным инкогнито.
За плечами тяжёлыми крыльями хлопнули полы плаща, с холодным скрежетом полезла из ножен неуклюжая сталь. Предатель, легендарный меч Тсанниса. Бесполезная, но памятная вещица. И последняя деталь – в сырых волосах блеснул неказистый серебряный обруч под цвет наследных светло-серых глаз. Теперь образ закончен.
Задрав голову, он горестно вглядывался в клубы вечернего тумана. Семьсот проклятых ступеней. Тут же привычно заныло больное колено. Да, нам вон туда, на самый верх, иди и терпи.
За спиной раздались первые ахи и охи зевак, но это ещё ерунда, веселее будет, когда настоящая толпа соберётся, а она соберётся непременно.
Он решительно тронулся в путь, стараясь держать гарду повыше, чтобы острие не шаркало по мокрому камню. Главное теперь – не оглядываться. На эти бледные от страха лица, на эти сжатые от ненависти губы.
Люди знали, что означает его визит. Не в деталях, конечно, нечасто мужчины его рода здесь бывали за последние круги, но то всякому ведомо, что вестники зла неумолимы, ничего хорошего от возвращения изгнанника не жди, вопрос лишь в масштабе грядущей беды.
И кого волнует, что гонец не виновен, всё едино доносящиеся из-за спины первые досадливые крики были обращены не к тем вестям, что он нёс, а к нему самому.
Что тебе здесь надобно, пёс безродный.
Ха, будь он на деле тем безродным, только бы его здесь и видели. Нелепая судьба, служить народу, который его об этом нисколько не просил. Им пугают детей. О нём рассказывают небылицы. Хвала Иторе, хоть на улицах не узнаю́т вне положенного ритуала. А всё потому, что даже самый его образ в рамочке есть дурное предзнаменование и ни одна добрая хозяйка такового в родном дому не потерпит, во избежание. Да никто и не настаивает.
Другое дело обнажённый Предатель, чёрный плащ из меха зверя ургуара и серебряный обруч как символ родового проклятия.
Почто тебя Дофин Гарнийский по пути не прихватил.
О, это отдельная история. Его, конечно, многие жаждали сыскать да запереть в темницу до выяснения, а в Гарни на то цельный культ, считается, что будучи взятым в полон, он дарует гарнийским предателям вожделенную свободу, мол, регент Восточной Тиссали за тот полон разом простит измену времён Войны Завета и дарует долгожданное отпущение. И ведь содют в железа каждую зиму каких-то безвестных бродяг, да всё без толку.
Гарнийский удел, стоило плохонькому миру с харудами немного закрепился, остался сущим недоразумением на карте, и если для тиссалийцев сопредельное государство было лишь поводом для насмешек, то для их рода каждый следующий Дофин служил немалым поводом для ненависти.