волосы ровно, равняясь по нижней челюсти. Сложнее всего стричь их сзади, и я действую на ощупь, стараясь изо всех сил. Светлые пряди полукругом ложатся на пол.
Я выхожу из комнаты, не взглянув на себя в зеркало.
Когда Тобиас и Калеб направляются ко мне, они недоуменно глядят, будто и не узнают, кто перед ними.
– Ты подстриглась, – констатирует Калеб. Схватывать на лету факты, несмотря на пережитый шок, – вполне в духе эрудита, каковым он теперь является. Его волосы растрепаны, а глаза красные.
– Ага, – заявляю я. – Слишком… жарко для длинных волос.
– Справедливо.
Мы вместе шагаем по коридору. Доски скрипят под ногами. Мне не хватает эха шагов, как в обители лихачей. Здесь нет прохлады подземелья. И где те страхи, которые поглощали меня последние пару недель и стали такими ничтожными по сравнению с нынешними?
Мы выходим из здания. Воздух начинает давить на легкие, будто меня душат подушкой. Пахнет зеленью, так пахнет лист, когда его разрываешь пополам.
– Все знают, что ты сын Маркуса? – спрашивает Калеб. – Я имею в виду, из альтруистов.
– Понятия не имею, – отвечает Тобиас. – Буду признателен, если ты об этом не станешь упоминать.
– Мне незачем. Видно каждому, у кого есть глаза, – нахмурившись, бормочет Калеб. – Кстати, сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
– Ты не думаешь, что староват для моей сестренки?
– Она уже тебе не сестренка, – с усмешкой парирует Тобиас.
– Хватит, вы, оба, – отрезаю я. Впереди нас движется толпа людей в желтых одеждах. Они направляются в сторону широкого приземистого здания, построенного целиком из стекла. Солнце отражается от панелей и режет глаза. Я прикрываю их рукой.
Входные двери открыты настежь. По периметру круглой теплицы, в лотках и небольших бассейнах, залитых водой, растут деревья и куча других растений. Десятки вентиляторов, стоящих по периметру, гоняют по кругу горячий воздух, и я сразу начинаю обливаться потом. Но я быстро переключаю внимание, когда толпа редеет, и могу рассмотреть остальное.
В середине здания стоит огромное дерево. Его ветви простираются почти на всю ширину теплицы. Корни выступают из земли – они закреплены в ней металлическими стержнями и образуют плотную паутину, покрытую корой. Мне не следовало бы удивляться. Члены Товарищества всю жизнь проводят в трудах на земле, используя технологические достижения эрудитов.
На одном пучке из корней возвышается Джоанна Рейес, волосы свисают ей на лицо, прикрывая изуродованную шрамами половину. Из Истории Фракций я знаю, что в Товариществе нет официально установленного лидера. Любые вопросы они решают голосованием, результат получается практически анонимным. Они – словно части одного большого сознания, а Джоанна Рейес лишь озвучивает принятые решения.
Члены Товарищества сидят на полу, скрестив ноги. Эти люди напоминают мне переплетения ветвей гигантского дерева. Альтруисты сгрудились плотной группой в паре метров слева от меня. Я оглядываюсь и только потом понимаю, что ищу среди