эгоист. Я готов причинить боль другим, чтобы только…
Что?.. Чтобы только что?..
Чтобы всё! Чтобы абсолютно всё! Так, как это должно быть! Как это придумал ты! Ты, там, наверху!..
Я опоминаюсь, сидя за столом, лицом в ладони, со вжатыми в виски пальцами, от скрипа собственных зубов.
За спиной тихо открылась и закрылась дверь. Жена решила, что я молюсь. Она зайдёт позже. Видно, что-то понадобилось в шкафу. Она не будет мне мешать.
– Что?! – Я обернулся и крикнул в уже почти закрывшуюся дверь.
Жена вернулась.
Я сижу в кресле, повернувшись к ней, она стоит в проёме, держась за ручку двери.
Она смотрит на меня.
Между нами прибранная постель. Уже прибранная ею постель.
Та самая постель, на которой несколько часов тому назад я совершил двойной грех: я изменил своей единственной, своей любимой с совершенно чужой мне женщиной – с моей законной женой, и я обманул свою законную жену, ответив «да» на её вопрос. Притом что я – нет! Я – нет! Нет!! Нет!!!
Она стоит в проёме, держась за ручку двери.
Она смотрит на меня.
Я смотрю на неё.
– Ничего, – говорит она. – Прости, я не хотела тебя беспокоить.
Она произносит это, но я вижу: она понимает, что разговор совсем не о том.
Я вижу, что сейчас она понимает всё.
Она знает, что я сейчас скажу.
Она уже всё услышала, содрогнулась, вместила и смирилась.
В её взгляде узнавание, испуг, принятие и смирение.
В её взгляде всегда смирение. Всегда. Что бы ни происходило.
Кроме одного. Кроме тех очень редких и очень недолгих минут, когда мы, как это называется в миру, занимаемся любовью. На языке, приемлемом для нас, это звучит иначе: когда «я вхожу к ней».
Для меня последнее более точно. Ибо я не занимаюсь любовью со своей женой. Между нами всё что угодно, только не любовь. Привычка, обречённость, покорность, долг, сострадание, инерция, рефлексы, инстинкты.
Я вхожу к ней. Чтобы справить физиологическую нужду. Иногда – даже чаще, чем это нужно мне, – чтобы справить её нужду.
Как это было сегодня, когда я выпал среди ночи из сна, в котором были мы с моей любимой.
Приходя в себя, я ощутил на плече горячее порывистое дыхание женщины, лежащей рядом. Её ладонь гладила одеяло в том месте, где восставала видимая часть моей любви к любимой. Где торжествовало безапелляционное попрание естеством всяческих законов и устоев от лукавого человечьего нутра.
Очнувшись и осознав происходящее, я сделал вдох, чтобы сказать, то, что я собирался сказать уже давно. Ладонь жены тут же прикрыла мой рот.
– Не надо… – почти простонала она. – Не сейчас. Пожалуйста.
И она дала мне понять, что я должен сделать.
Тогда из её глаз ушло смирение, и вошла буря. Так бывает всегда, когда я вхожу к ней. Вместе со мной в неё входит буря. Даже чуть раньше меня. Немного раньше.
Если бы я любил её, я с ума сходил бы от этого её взгляда. Собственно, однажды так и случилось. Давно. А потом это перестало меня волновать.
И