сама обижена и возмущена. Мы расстаемся на три недели – и вот как пылко прощаемся: «Звони, если что»!
Я сжимаю в кармане мобильник.
Не знаю, как насчет звонков, но этот телефон мне пригодится, не сомневаюсь.
Мужчины садятся в машину и уезжают. Я подхожу к окну, выглядываю в щелку между занавесками, провожаю ускользающую каплю «Рено» долгим взглядом, плотно закрываю раму и достаю из кармана ключи, врученные мне горничной.
Запираю дверь изнутри. Сажусь на кровать. Достаю мобильник.
Нервно крещусь и включаю шпионскую запись.
Знаете, чем я занимаюсь?
Я продолжаю придумывать новые слова.
Сочинила еще одно, немного странное: «волотопая».
Произносится почти как «волоокая», но не про красавицу, а про меня. Я ведь одну ногу тоскливо приволакиваю, а другой бодро топаю. Волотопая я!
Это хорошо говорить с вологодским акцентом, усердно окая: вОлОтОпые мы!
Волотопые и очень приметные на фоне золотой осени, потому что оставляем за собой на засыпанной листьями парковой дорожке необычный кильватерный след – несимметричный: пунктирный от правой ноги, сплошной от левой.
Видите, чтобы выследить меня в лесу, не надо быть опытным таежным охотником.
Впрочем, никто за мной не идет, а редкие встречные расступаются, пропуская убогую.
Я в санатории уже третий день, и за все это время разговаривала только с горничной, администратором в столовой и двумя дедами, которых посадили за один столик со мной, видимо, объединив нас по очевидному общему признаку – наличию хромоты.
Стариканы мои – ветераны войны с Булгарией и Хазарским каганатом, им лет по тысяче, и уши у них поросли кудрявым волосом снаружи и вековой пылью изнутри. Докричаться до барабанных перепонок уважаемых старцев с первого раза у меня не получилось, а потом я уже и не пыталась. При встрече за трапезой мы с ними друг другу приветливо киваем, в переменах между блюдами, которые привозят на скрипучих вихляющихся тележках дородные женщины в кружевных наколках, обмениваемся улыбками, а после десерта расходимся, синхронно шаркая, в разные стороны.
Даже не знаю, что бы я отдала за возможность задушевного разговора с понимающим человеком!
В отсутствие собеседника я внимательно слушаю звуки природы. Вот, царапая асфальт коготками, прошуршал мимо меня пятипалый кленовый лист. Вот раззява-белка каштан уронила: тук! Вот птица на ветке заголосила – не знаю, какая, я в птичьих голосах не разбираюсь и наверняка отличаю только петуха и кукушку.
Моя собственная поступь на слух звучит так: «Топ – шкряяяяя, топ – шкряяяяя…». Немузыкально, но ритмично.
«Может, хватит?» – недовольно бурчит мой внутренний голос.
Я понимаю, о чем он.
Хватит уже болтать, заглушая собственные мысли, мешая им родиться, роиться, опыляться, скрещиваться и…
Нет, правда, хватит!
Я останавливаюсь и руками в кусачих вязаных перчатках сильно тру лоб и щеки.
Я не знаю что мне делать.
Я в шоке, в растерянности, в полной прострации.
Моя