Филип Дик

Валис


Скачать книгу

явными, только когда прошлое, настоящее и будущее по неизвестной причине накладываются друг на друга?

      Может, в «магическом времени» аборигенов вообще не существует времени? Но если времени не существует, как могли тайные ранние христиане освободиться из Черной Железной Тюрьмы, которую им удалось взорвать? И как они могли взорвать что-то в Риме семидесятого года от Рождества Христова, если тогда не существовало взрывчатки? И как, если в «магическом времени» нет самого времени, могло завершиться существование тюрьмы?

      Толстяку вспомнился знаменательный фрагмент из «Парсифаля»: «Здесь время превращается в пространство». В своем религиозном опыте в марте 1974-го Толстяк наблюдал расширение пространства: медленно и неуклонно, ярд за ярдом, до самых звезд. Было такое впечатление, будто вокруг Толстяка убрали стены. Он чувствовал себя котом, которого вы везли за город в закрытой коробке, а достигнув места назначения, выпустили. Ночью ему снилась бесконечная пустота, но эта пустота была живой. Пустота все расширялась – абсолютная, тотальная пустота, в то же время обладающая индивидуальностью. Пустота выразила удовольствие при виде Толстяка, который во сне не обладал телом. Он, подобно пустоте, просто парил, воспринимая какое-то тихое мурлыканье вроде музыки. При помощи этого мурлыканья пустота общалась с ним.

      – Из всех людей, – говорила пустота, – из всех до единого, ты мой самый любимый.

      Пустота жаждала объединиться с Толстяком-Лошадником, только с ним из всех когда-либо существовавших людей. Подобно пространству, любовь пустоты была безграничной, пустота и ее любовь заполняли все. Так счастлив Толстяк не был никогда в жизни.

      К нему подошел санитар.

      – Мы продержим вас здесь четырнадцать дней.

      – Мне нельзя пойти домой? – спросил Толстяк.

      – Нет, мы считаем, что вы нуждаетесь в лечении. Вы еще не готовы отправиться домой.

      – Зачитайте мне мои права, – сказал Толстяк. Он был ошеломлен и испуган.

      – Мы можем держать вас четырнадцать дней без постановления суда. После этого, если так решит суд и мы сочтем необходимым, можем продержать еще девяносто дней.

      Толстяк знал: если он скажет хоть слово, его запрут на девяносто дней. Поэтому он ничего не сказал. Когда сходишь с ума, быстро учишься вести себя тихо.

      Свихнуться и попасться на этом – значит почти наверняка отправиться за решетку. Теперь Толстяк это знал. Кроме лечебницы для алкоголиков в графстве Ориндж имелся и сумасшедший дом. Именно сюда и угодил сейчас Толстяк, причем не исключено, что надолго. Тем временем Бет наверняка забирала все, что хотела, из их дома и перевозила на новую квартиру. Она отказалась сказать Толстяку адрес, не назвала даже город.

      На самом деле, хотя Толстяк не знал тогда об этом, в результате его неосмотрительности он задолжал за дом, за машину, перестал оплачивать счета за электричество и телефон. От Бет, расстроенной физическим и душевным состоянием бывшего мужа, трудно было ожидать,