те годы он частенько выражался в такой манере. Контркультура располагает целым словарем подобных выражений, граничащих с бессмыслицей. Толстяк любил нанизывать их одно на другое. Занялся он этим и сейчас, когда собственная похоть сыграла с ним шутку, заставив поверить, что он только что спас подруге жизнь. Способность Толстяка понимать происходящее, и так не стоившая выеденного яйца, окончательно достигла нулевой отметки. Как же, хороший человек наконец-то обрел душевное равновесие, и в этом заслуга именно его, Толстяка!
– Врубаюсь! – трещал он, идя с Глорией по пляжу. – Потрясно!
Они провели ту ночь вместе, полностью одетые. Между ними ничего не было, и на следующий день Глория уехала, якобы за вещами в родительский дом в Модесто. Несколько дней Толстяк ждал ее приезда, а потом однажды вечером зазвонил телефон. Звонил Боб, бывший муж Глории.
– Ты сейчас где? – поинтересовался Боб.
Вопрос привел Толстяка в замешательство – он был дома, рядом с телефоном, на кухне. Голос Боба звучал совершенно спокойно.
– Я здесь, – сказал Толстяк.
– Глория сегодня покончила с собой, – сообщил Боб.
У меня есть фотография Глории с Председателем Мао на руках. Она стоит на коленях и улыбается, ее глаза сияют. Председатель Мао норовит вырваться у нее из рук. Слева виден кусочек рождественской елки. На обороте аккуратным почерком миссис Кнудсон написано:
Как благодарна она была нам в ответ на нашу любовь.
Я так и не узнал, написала это миссис Кнудсон до смерти Глории или после. Кнудсоны прислали мне фотографию через месяц – прислали фотографию Толстяку-Лошаднику через месяц после похорон Глории. Толстяк письмом попросил их прислать ее фото. Сначала он обратился к Бобу, который довольно грубо поинтересовался, зачем ему фотография Глории. Толстяк не знал, что ответить. Когда Толстяк вынудил меня взяться за эти записки, он спросил, с чего, по моему мнению, Боб Лэнгли так взбесился от его просьбы.
Я не знаю. И мне наплевать. Может, Боб догадывался, что Глория и Толстяк провели ночь вместе, и ревновал? Толстяк часто говорил, что Боб Лэнгли шизофреник, и даже утверждал, что сам Боб сообщил ему об этом. У шизоида мыслительному процессу сопутствуют неадекватные эмоции, так называемое уплощение аффекта.
С другой стороны, Боб после заупокойной службы склонился и положил розу на гроб Глории. Как раз когда Толстяк крался к своему «Фольксвагену». Что более подходило к моменту? Толстяк, рыдающий в одиночестве в припаркованной машине, или бывший муж, склоняющийся над гробом с розой в руке, безмолвный, спокойный, но хоть что-то делающий? Весь вклад Толстяка в похороны свелся к букету, купленному впопыхах по дороге в Модесто. Он преподнес его миссис Кнудсон, которая отметила, что цветы очаровательны. Боб их выкинул.
После похорон, в модном ресторане, где официантка убрала их подальше от глаз, Толстяк спросил у Боба, что делала Глория в Шинаноне, тогда как она собиралась забрать вещи и вернуться в округ Марин, чтобы жить с ним – как он полагал.
– Поехать в Шинанон ее уговорила