от отчаяния. Скорее всего, был запасной план – груз спрятали в надежном месте. И что теперь – ходить по людям и спрашивать, не видел ли кто вернувшуюся в город колонну? «А ведь вариант, – он мысленно усмехнулся, – колонна не пачка сигарет, в городе ее кто-то обязательно видел…»
Имело ли смысл с таким упорством искать типографию? Вероятность, что туда вернули груз, ничтожная.
– Хорошо, не буду вас торопить, господин Шварцен, – миролюбиво сказал Гордин, – все хорошо обдумайте, и завтра мы с вами снова встретимся. Посоветуйтесь с дочерью, она вам плохого не подскажет.
– Я могу продолжать работу? – дрогнувшим голосом пролепетал градоначальник.
– Вы обязаны продолжать работу. Кто еще, если не вы? Работайте в прежнем режиме, привлекайте оставшихся сотрудников. Нужно восстановить энергоснабжение, успокоить жителей – объяснить им, что жизнь продолжается. А если и будут перемены, то только в лучшую сторону. Больше нет тайной полиции, оголтелой пропаганды, репрессий и постоянного страха.
– И как долго я смогу работать? – градоначальник продолжал терзаться сомнениями.
– Без нареканий – будете работать, пока не появится администрация, избранная народом.
– Так я и был избран народом… – герр Шварцен облизнул пересохшие губы. – У нас выборы проходят в два этапа, раз в четыре года…
– Не морочьте мне голову, – отмахнулся Гордин. – Знаем мы прекрасно, что такое выборы в буржуазных государствах. Ступайте, трудитесь на благо города. И проследите, чтобы вашу дочь мы долго не искали – она может понадобиться. Не волнуйтесь, рядом с нами она в безопасности. Пригласите, если не трудно, вашего первого секретаря.
Герр Шварцен колобком выкатился из кабинета. «Последить бы за ним», – подумал Гордин, гипнотизируя закрывшуюся дверь.
Лица сменялись, как стекла в калейдоскопе. Они были разные, но объединяло их одно – страх. Не самые трусливые все же вышли на работу. Но все, что их обуревало, читалось как с листа. Возможно, это чей-то страх был несколько преувеличен.
Первый секретарь Максимилиан Шмидт был менее упитан, чем бургомистр, и выше ростом – видно, что не голодал. Он утирал блестящую лысину, с щенячьей преданностью смотрел майору в глаза. Да, он заместитель герра Шварцена, можно сказать, его правая рука, придавлен грузом ответственности за судьбы города, ежедневно и еженощно думает о том, как бы этот город не загнулся… Да, он общался с господином Альбером, но исключительно по работе – человек был неприятный, состоял в НСДАП – «а вы сами, господин военный, знаете, что это такое».
Все эти «соловьи» пели одну и ту же песню: ничего не знали, ни в чем не участвовали, нацистскую власть тихо недолюбливали, но открыто бунтовать не могли, поскольку разговор у нацистов с подобной публикой короткий.
– Мы гражданские люди, господин офицер, – уверял первый секретарь, – сугубо гражданские и ни в чем порочном не участвовали.
В городе работало гестапо, и любое инакомыслие,