дня…
День начинался спокойно, даже скорее умиротворённо. Утренний завтрак с женой, телефонный разговор с мамой, потом с сыном. Просмотр новостей с различных сайтов. С утра даже проглядывало солнце, даря надежду на скорый отъезд на дачу. Но потом будто кто-то взмахнул палочкой, пожелав сменить картинку мягкой пасторали на чернушный НТВэшный сериал. И понеслось.
Зазвонил телефон, и голос на том конце проговорил:
– Максим Викторович, сегодня в двенадцать Добродольский хочет приехать к вам. Он везде доказывает, что вы не до конца выполнили акт и должны снести ещё и помещение проходной и тамбур и ещё что-то, одним словом, он знает, что вас нет на работе, и хочет показать власть, – это был его человек в префектуре, и он так ненавидел своих «отцов-начальников», что, увидев в его лице человека, который готов бороться с беспределом чиновников, с радостью сливал ему информацию.
Он посмотрел на часы. Естественно, не успевал. Да если бы и успевал, не поехал бы. И дело было даже не в пропусках и безопасности семьи, хотя и это останавливало, главным было то, что он боялся: не сдержится и сегодня точно убьёт эту мразь. Сразу вспомнилось, как два года назад это животное явилось к нему в первый раз…
В кабинет вошёл маленький, щуплый, в сутенёрской куртке с песцовым воротником и брючках в обтяжку человечек. Аромат женских духов, маникюр и грация движений не оставляли сомнений в его сексуальной ориентации. Рыжие волосы и лицо близкого родственника Шарикова делали его образ законченным. Оставалось только поставить на лоб печать, вызвать охранника и отправить его в барак на зону, развлекать ночами лишённую женского тепла публику. Пробубнив быстро казённое, без интонаций и пауз «Здрасьте, я сотрудник префектуры Добродольский Сергей Александрович», это нечто не стало размазывать вокруг да около, а с ходу заявило:
– Я назначен на место Антона, и, в отличие от него, я добьюсь чтобы вас снесли. Но есть выход. И он очень даже простой. Миллион. Я дам номер карты. Что скажете?
От такой возведённой в ранг существования наглости и от самого гротескного образа чиновника новой формации он даже рассмеялся.
– Секунду.
Максим встал из-за стола, прошёл к двери и повернул ключ. Вернулся и, резко схватив человечка за затылок, смачно приложил его мордой лица о стол. Раздался не то хрип, не то визг, перешедший в плач. Человечек вскочил и, размазывая сопли вперемешку с кровью, заорал:
– Вы что себе позволяете? Да я вас! Я вас посажу! Вы не знаете, кто я и откуда. Я снесу тут всё у вас!
Слушать визги было противно и быстро надоедало, он опять встал, подошёл к человечку и, схватив его за горло так, что у того стали вылезать глазные яблоки и посинели губы, сказал, чётко и медленно выговаривая каждое слово:
– Слушай сюда, пидорас. Если бы у тебя были мозги, то ты сначала бы навёл обо мне справки. Но мозга у тебя нет. Есть только раздолбанное очко. Вот его включи и слушай. Если ты, мразь, ещё когда-нибудь зайдёшь ко мне в кабинет, не постучавшись и не спросив, можно ли войти, я тебе отстрелю яйца, вложу тебе в руку