соскользнуть вниз как можно быстрее и как результат: у него на груди и на ногах появились длинные следы от ожога, но до земли он добрался без проблем.
Все следующее утро посвятили строительству грубого плота из того дерева, что осталось от пирог, и после легкого завтрака продолжили свой путь вниз по реке, чувствовали себя более расслаблено, поскольку окружающий пейзаж, открывавшийся по обе стороны, уже не был сельвой угрожающего вида с деревьями, напоминавшими призраков, а широкая саванна с редкой травой и большими каменными плитами, среди которых местами торчали чахлый кустики, не способные дать сколько-нибудь значимой тени, где мог бы укрыться даже кролик.
Прошло немного времени и река потекла через нагромождения базальтовых камней. Казалось, словно древние вулканы развлекались в этих местах несколько странным образом, заполнив этот уголок восьмиугольными темными колоннами, у которых каждая сторона была не шире одного метра, а между ними оставили узкие провалы, длиной в руку, через которые сочилась желтая вода так спокойно, что пришлось взять шесты, чтобы продолжить движение вниз по течению.
Любопытно, но по мере того, как приближался вечер, жара усиливалась.
Солнце медленно поползло к горизонту, но жар, исходящий от камней, становился все более плотным, все более насыщенным, словно черные каменные колонны возвращали в тысячу раз больше энергии, чем та, что была передана им солнцем начиная с самых ранних, утренних часов.
Вода также была теплая и какая-то вязкая, а вокруг, на сколько хватало глаз, не видно ни малейшего признака жизни, и такая висела над этим местом тишина, что ушам было больно – пожалуй, единственная хозяйка с самых древних времен этой безжизненной равнины без границ.
И только ближе к ночи многочисленные семейства павианов, от десяти до пятнадцати членов в каждой группе, начали вылезать из своих тайных подземных пещер, чтобы подойти к берегу, и большие самцы с длинной красноватой гривой рычали с угрожающим видом на плывущих на плоту и демонстрировали клыки, и строили всякие рожи, с очевидным намерением заставить их убраться прочь от того, что сами считали своими владениями.
– Их, вообще, едят? – поинтересовалась всегда голодная Зеуди, для кого все, что шевелилось в этом мире, было изначально главным кандидатом в кастрюлю.
– Суллем их ел, – заметил Ахим, кого всегда особенно привлекали страстные рассказы и походы отважного охотника. – По крайней мере, он так говорил.
– Может, подстрелим парочку.
– У нас мало патронов.
– Лучше пожертвовать одним патроном, чем козой, – сказал Менелик Калеб, и, решительно взяв ружье из рук сеньориты Маргарет, дождался пока несколько павианов не сгрудятся в одну кучу и выстрелил в них почти в упор, убив сразу трех и серьезно ранив еще двоих.
Мясо нервных и дурно пахнущих обезьян оказалось на редкость жестким и не очень аппетитным, а трое ребятишек так и вовсе отказались есть его, и не из-за вкуса, а потому что наблюдали, как их жарили