мясо… Все же желающие сражаться с ними должны иметь следующее оружие: хорошие и крепкие луки, баллисты, которых они очень боятся, достаточное количество стрел, палицу (dolabrum) из хорошего железа или секиру с длинной ручкой (острия стрел для лука или баллисты должны, как у татар, когда они горячие, закаляться в воде, смешанной с солью, чтобы они имели силу пронзить их оружие), также мечи и копья с крючком, чтобы иметь возможность стаскивать их с седла, так как они весьма легко падают с него, ножики и двойные латы, так как стрелы их нелегко пронзают их, шлем и другое оружие для защиты тела и коня от оружия и стрел их… И так как, за исключением Христианства, нет ни одной страны в мире, которой бы они не владели, то поэтому они приготовляются к бою против нас…”[8]
Европейцы и не мечтали о завоевании и колонизации монголов, они лишь желали, чтобы те не добрались до них самих, а некоторые вроде короля Людовика надеялись вопреки очевидному обратить их в христианство. В сочинениях путешественников, которые побывали при дворе хана Хубилая, нет ни намека на то, что Запад кажется более мужественным по сравнению с будто бы покорным и женственным Востоком. Да и турки-османы, которые позднее сделались предметом острого сексуального любопытства, никогда не порождали таких ассоциаций, как Иудея, изображенная на древнеримской монете в образе плачущей женщины. Это редкие исключения из правила, отклонения от привычного стереотипа, сложившегося за долгую историю взаимоотношений Востока и Запада, в ходе которой разгромленный, колонизованный или по меньшей мере послушный Восток предоставлял западным мужчинам безграничную сексуальную свободу. И все-таки даже в ранних донесениях об устройстве ханского двора и в более поздних отчетах о гаремной жизни, прятавшейся за стенами султанского дворца Топкапы в Стамбуле, настойчиво звучала эротическая тема, так что с именем Востока связывались представления о странной, возможно, безнравственной, но чрезвычайно манящей чувственности. Начиная с позднего Средневековья сексуальные обычаи Востока описывали как нечто сказочное вроде диковинных животных или жутковатых погребальных обрядов, которые, по слухам, существовали в тех краях. Французский моряк Франсуа Пирар, который в начале XVII века провел пять лет в плену на Мальдивах, выучил местный язык и впоследствии написал трехтомный отчет о своих странствиях по Востоку, вышедший в Париже в 1611 году, не преминул поделиться наблюдениями за тамошними женщинами. “По правде сказать, во всей Индии женщины от природы чрезвычайно склонны к всякого рода низменному распутству, – писал он, высказывая распространенное мнение жителей Запада о том, что из-за более жаркого климата Южной Азии и сами южноазиатские женщины должны отличаться гораздо большей любовной пылкостью, нежели европейские женщины. – Но жительницы Мальдив настолько подвержены этому пороку, что он служит им единственным занятием и предметом для разговоров и они открыто похваляются друг перед другом, словно