мощнейший, влиятельнейший слой, заправляющий сейчас шоу-бизнесом. Аборигены – пришли к власти во всей Африке и во всех бывших советских республиках, в результате там начинает процветать семейственность.
– Если Вы сейчас говорите про расистскую модель, – сказала толстушка, – утверждая, что белые лучше, то нет, не лучше. Такие же.
– Но они лучше умеют самоорганизовываться, – сказал Серж с улыбкой, – хотя хуже играют в баскетбол.
– Кто сказал? – встала на защиту подруги Шарлота, – дело в том, что цивилизованный взгляд на мир состоит в том, что не бывает одного этноса или культуры, которая была бы ценнее и лучше другой. В чьих глазах они самоорганизуются лучше? Только в своих собственных.
– Наиболее спорный сейчас поступок представителей белых мужчин пытающихся управлять миром – сказала Эмма, – нападение Америки на Ирак. Америка дискредитировала не только образ своей страны, но и идею прав человека.
– А они что уже напали? – спросил Сергей с интересом.
– Нет, но все к этому идет.
– Как вы считаете, вам удастся прийти к власти, ведь задача любой партии в том и состоит, чтобы прийти к власти?
– У нас нет задачи прийти к власти. Правозащитники во всем мире не подменяют официальную власть, а являются ее оппозицией. В лучшем случае работают в сотрудничестве с ней, в худшем – воюют. Права женщин – одна из составных частей работы партии Прав человека. Права человека огромны. Они нарушаются на всех этажах власти, на всех этапах, у разных людей, по разным направлениям.
Когда они перекусили и выпили весь чай, Эмма и Дороти сочли за благо удалиться, чтобы оставить подругу вместе с Сержем.
– Заедешь ко мне в гости? – спросил он.
– Сегодня не могу, может в другой раз, – ответила она.
– По-моему, я не очень понравился твоим подругам? – предположил Серж.
– Ты – понравился, – объяснила она. – Хотя они, по-моему, лесбиянки. То, что ты говорил – не очень.
– В любовных отношениях я был несколько непостоянен, зато оригинален. Мне вдолбили, что семья – ячейка общества, и я свое занятие семейными, домашними делами рассматривал как своего рода вклад в общественную жизнь.
Довольно быстро в семейной жизни я сделался консерватор. Я пытался как-то себя реализовать в творческой работе, в коллективе. Стало не до развлечений. Вскоре я начал смутно понимать, что зря надеялся на благосклонность фортуны, у меня начались профессиональные достижения так похожие на полный крах, удачи почти не отличимые от фиаско. Нигде я долго не удерживался, часто менял работу, заговорило неудовлетворенное тщеславие. Я лихорадочно делал ставки и проигрывал по жизни. Все мои авантюры были обречены.
– Да суета на работе, беготня по инстанциям, письма и звонки – это явно не для тебя, – сказал Шарлота.
– Я воспринимал это как тяжкий крест. Но я сам – и был этот крест: