его с детства. Страх этот, конечно, с возрастом все реже посещал Левина дома, но по-прежнему подкарауливал за его пределами, постоянно присутствовал где-то рядом, в любой момент готовый наброситься, когда у Левина не будет достаточно сил защищаться. Нежданно-негаданно, каждый раз как послание от неизвестного отправителя. Явно нацеленное на результат, пусть и само по себе всегда завуалированное, вне логики и смысла.
А еще был страх, который охватывал Левина в силу его профессии в тех случаях, когда он сталкивался с жестокими насильственными преступления, которые ему приходилось расследовать. Встречи с трагическим исходом, заходившие в тупик отношения, дававшие почву для боязни и ненависти. Те уголовные дела, что порой попадали на его стол в Государственной комиссии по расследованию убийств в Стокгольме.
Его посещали мысли о страхе, который на месте преступления мог охватить даже самого закоренелого и бессовестного преступника, когда до него доходил масштаб содеянного. Понимавшего, что полиция рано или поздно обнаружит его, и предпочитавшего спрятаться где-то в темноте. Но одновременно сознававшего, что такие, как Левин, будут искать его именно там.
«Зачем я забиваю себе сейчас этим голову? – подумал Ян Левин. – Не иначе как в попытке совладать с моим собственным страхом». На этой мысли он наконец заснул.
8
«Прав я или не прав, но нам остается только надеяться, что мы не наткнемся ни на что большее», – думал Бекстрём, спускаясь на первый этаж отеля в субботу утром, чтобы позавтракать. Вечерние издания уже пришли. И пусть часы показывали только четверть девятого, газеты уже лежали на своем месте перед стойкой дежурного администратора. Бекстрём прихватил себе два экземпляра и взял курс на обеденный зал, где надеялся найти своих коллег.
Вся первая полоса и приличная площадь остальных касались «его» умышленного убийства, и угол, под которым подавался материал, был точно таким, как он и предполагал. «УБИЙСТВО ПОЛИЦЕЙСКОГО НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ», – кричал самый крупный из двух заголовков, в то время как немного меньший пытался выглядеть более ярко: «МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА-ПОЛИЦЕЙСКИЙ УБИТА… Задушена, изнасилована, к тому же ее пытали».
Бекстрём чертыхнулся вполголоса, сунул газеты под мышку, взял поднос и принялся заполнять его едой.
Нельзя расследовать преступление такого рода на голодный желудок. Руководствуясь этими соображениями, он положил приличную порцию яичницы, бекона и колбасы себе на тарелку.
– Ты видел вечерние газеты, Бекстрём? – спросил Левин, когда тот опустился на стул перед столом, где сидели остальные. – Интересно, как чувствуют себя родственники девушки, когда читают их.
«Да у тебя, приятель, проблемы с головой», – подумал Бекстрём, который уже быстро перелистывал прессу левой рукой, в то время как правой с неменьшей скоростью отправлял в рот яичницу и колбасу.
– Это ведь просто-напросто… чертовщина какая-то, – согласился с Левиным Торен,