слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного… Над ним смеялись, как над шарлатаном, а Казанова[19] в своих Записках говорит, что он был шпион; впрочем, Сен-Жермен, несмотря на свою таинственность, имел очень почтенную наружность и был в обществе человек очень любезный.
Маркиз Пеллегрини и сиер Бабю
В первых числах мая месяца 1779 года в седьмом часу утра по Невской перспективе от старой Московской дороги мимо литовских огородов шел человек, не возбуждавший ничьего внимания, тем более что в столь ранний час некому было любопытствовать. Столица северной Семирамиды покоилась еще беспечным сном. Попадался лишь рабочий люд, охтинские поселянки в их чухонских нарядах спешили с кувшинами молока, да хозяйки попроще поднялись, чтоб закупить с возов раньше других припасы с уступкой для почина. Даже слуги богатых домов теперь спали, равно как и чиновники, хотя по регламенту им уже пора было чинить перья и доставать бумаги. Сладко спали и молодые гвардейцы в караулах, беспечно совлекши с себя амуницию и примостившись на мягких креслах и софах, присланных им на абвахты и в кордегардии попечительными домашними.
В счастливое время царствования мудрой Астреи бог Морфей[20] вместе с Фортуной занимали главное место в капище избалованных петербуржцев. Лишь приказная тля, ябедники, крапивное семя в халатах, с подвязанными зубами, с суконными мешками под мышкой и с чернильными пузырьками на шнурках, зацепленными за пуговицы, спешили в присутственные места, в палаты правосудия ловить столь же мелкотравчатых ранних клиентов, да просители и просительницы: вдовы, инвалиды на деревянных ногах, а также заимодавцы пробирались на пышные крыльца под фронтоны вельмож и бар, имея в виду проникнуть в передние, лишь только подымутся ленивый привратник и жирный дворецкий.
Приятное весеннее утро бодрило и веселило идущих по Невской перспективе. Свежий ветерок тянул со взморья и перебирал листы старых берез и лип, в два ряда росших вдоль длиннейшей столичной улицы.
Человек, не возбуждавший, как уже сказано, ничьего внимания, шел под деревьями мерным, торжественным и неспешным шагом. Среднего роста, он был необыкновенно широк и дюж в плечах, и вообще его можно было назвать квадратным – и большая голова на бычьей, короткой и толстой, шее, и грудь, и спина – все у него казалось квадратным. Поярковая черная шляпа с тремя загнутыми краями на манер пирога расстегая не имела никаких украшений, кроме небольшой розетки из лент зеленого и красного цвета. Локоны сырцового парика были упрятаны сзади в черный кошелек. С плеч спускался черный же длинный женевский плащ. Под ним виден был синий, грубого сукна, поношенный бастрак – род куртки, запрятанной в короткие штаны. Серые чулки обтягивали замечательно толстые икры и коленки не по росту коротких ног. Огромные ступни покоились в башмаках с квадратными носками и стальными пряжками. Человек этот обладал порядочным животом и необыкновенно белыми, красивыми, аристократическими,