Лицо этого полицейского запечатлелось в его памяти неизгладимее, чем материнское. Оно было широким, решительным, серьезным, с правильными чертами и длинноватым ртом. Глаза были темными (теперь траурно-печальными), брови черными, почти прямыми, волосы темными, густыми, вьющимися. Лицо Флитвуда напоминало лицо самого Дженнера. Такого сходства, как у близнецов, не было, но принять за братьев их было можно. Они принадлежали к одному типу сложения, словно были из одного племени высоких, крепких людей с правильными чертами лица. Виктор поднял голову и посмотрелся в большое овальное зеркало в стальной раме, висевшее на противоположной стене. Он увидел седые нити в волосах, слегка стареющую кожу, что-то усталое и умудренное в глазах, схожее с тем, что было у Флитвуда. Им было по тридцать восемь лет – это еще молодость, но Флитвуд загубил жизнь обоим, отказавшись поверить в очевидную правду.
В комнату неслышно вошла Мюриель. Встала у другого конца стола, словно ища у него защиты. На пальце руки, придерживающей полы халата, было замечательное бриллиантовое кольцо. Собранные бриллианты образовывали купол полдюйма в диаметре и четверть дюйма в толщину. Такому кольцу украшать бы ухоженную ручку юной девушки. Виктор подумал, что Сидни был, должно быть, богаче, чем они думали. Спросил тетю:
– Зачем ты хранишь все это?
Выражение ее лица стало вызывающим, язвительным:
– Кто-то же должен.
Этот ответ не нес в себе никакого смысла.
– С какой стати? Зачем ворошить прошлое? Мне нужно оставить все это позади.
Старуха, не говоря ни слова, смотрела на него, облизывая сухие, плотно сжатые губы – эту привычку он помнил с раннего детства. Потом медленно произнесла:
– Кое-кто может сказать, что тебе нужно стыдиться того, что ты сделал.
Спорить с такими людьми бессмысленно. У них стереотипное мышление, идущее по колеям шаблонных мнений и банальностей.
– Мне, во всяком случае, вся эта писанина не нужна, – бросил Виктор. – Меня это не интересует.
– Я и не предлагала ее тебе, – сказала Мюриел. – Она моя. На это собрание ушли годы.
Его тетя словно бы говорила о произведении искусства, о книге, которую написала, о собственноручной вышивке. Словно ребенок, боящийся, что его ударят по руке, она стала собирать вырезки, бросая осторожные взгляды на лицо племянника. От нее пахло камфарой, и он с отвращением отступил назад.
– Я найду кого-нибудь, кто сможет вывезти мебель. Тогда позвоню.
– Тебе повезет, если я отвечу.
– Как это понять?
Старуха аккуратно сложила вырезки в два больших конверта из плотной бумаги. Возможно, у нее существовал тайник для них, и Виктор слегка содрогнулся, вспомнив о тайниках в этом доме.
– Звонят какие-то странные типы, – ответила Мюриел. – Ты не поверишь, если сказать, чего я наслушалась. В моем-то возрасте. Поэтому я большей частью не поднимаю трубку.
– Ладно, я приду сам и скажу тебе.
Конверты