постарайтесь все же узнать, что еще он вчера вам не сказал. Соседа допросите, а то как бы поздно не было. Съедят нас тогда, Евсеич, с потрохами. А мы здесь со всеми сами побеседуем. Все здесь закончим, и встретимся в отделе – выходной уж теперь пропал! – Сухарев досадливо махнул рукой.
Глава 7.
Екатерина Самсоновна встретила оперативников во дворе – развешивала для просушки одеяла.
– Лев Игнатьевич еще спит – вчера допоздна засиделся, все шуршал своими бумажками, топал туда-сюда. Завтрак уже дважды грела – не выходит. Вам-то он срочно понадобился, или подождете? Чаем вас напою,– говоря это, она приглашающим жестом показала на крыльцо.
– От чая не откажемся, – поднимаясь вслед за домработницей, сказал Калошин, – но будет лучше, если трапезу с нами разделит профессор. За столом и поговорить по душам можно.
– Ну, что ж, пойду, потревожу хозяина. Да и пора уже, в самом деле. Обед скоро, а он не завтракал, – с этими словами Екатерина Самсоновна отправилась в кабинет профессора. Вернулась быстро в крайней озабоченности:
– Ничего не понимаю – нет его там! – при этих словах Калошин почувствовал, как его, буквально, прошиб холодный пот. Постарался тут же себя успокоить:«Мог просто выйти», но сердце почему-то не унималось – возможно, последние события были тому причиной, и во всем уже виделось только плохое. Все же он попытался спросить, как можно спокойнее:
– И часто он вот так незаметно уходит из дому?
– Да что вы, никогда! У нас с ним так заведено: кто бы куда ни собрался – обязательно сказаться. У них так всегда велось в доме. Ну, не убежал же он через окно?! – видно было, что домработница встревожилась не на шутку.
Калошин легонько отодвинул Екатерину Самсоновну:
– Мы пройдем в комнату, осмотрим? – полувопросительно обратился он к ней.
–Да-да, конечно! Проходите, смотрите все, что вам надо. Где же он может быть? – всплескивая полными руками, все вопрошала женщина.
Комната находилась в относительном порядке, разбросаны были лишь листы бумаги, испещренные множеством формул и непонятных непосвященному графиков, чертежей и рисунков. Впрочем, рисунки были начертаны на полях, и представляли собой разные фигуры, скорее лирического характера, нежели относились хоть как-то к физике – видимо так профессор отвлекался от трудных своих физических задач. Доронин поднял один из листов:
– О, похоже, профессор имел талант не только в физике – рисунки вполне приличные, хоть я и не эксперт в этом деле, но чувствуется «набитая рука». – Василий протянул один из них Калошину, тот же в свою очередь показал Доронину на какой-то макет, стоящий на полке – напоминал он половину глобуса, изнутри заполненного какими-то извилистыми веревками. Доронину вид этой вещицы что-то смутно напоминал, но он отвлекся на рисунок, который поднял с пола Калошин:
– Василий, посмотри-ка сюда! Что видишь? – он протянул Доронину исписанный до половины лист с нарисованным ниже