что надо было бы как-то предупредить ребят. Ведь и рыбалкой по-настоящему увлекался только он. У парней даже удочек не было, надеялись на Костю. Он бы показал им класс! Когда теперь выдастся удобный случай? Ребята скоро разъедутся, да и зима не за горами. А так хотелось перед девчатами показать рыбацкую удаль! Порой у него это выходило даже очень неплохо. Уловом он мог порадовать и родных. Несколько раз мать даже на базар карасиков носила. Но работа важней любого улова, разве что жаль несостоявшегося свидания.
Калошин же не заметил, или сделал вид, потускневшего тона подчиненного и сказал:
– Ну, вот завтра и поезжай. Дежурный врач, думаю, на месте. Побеседуй обстоятельно обо всем. Узнай о тех, кого выписали недавно, кто-то, может быть, домой на выходные уезжает, и не было ли у них побегов. В общем, все, что нам может помочь. А сейчас отправляйся домой, отдохни, да, узнай, когда первый автобус идет в К***. Раньше уедешь – вернешься раньше. И, если что срочное, Константин, сразу ко мне домой! – Калошин легонько подтолкнул Воронцова к двери, похлопав его по плечу.
Раздался телефонный звонок. Звонила Машенька:
– Геннадий Евсеевич! Ну что же вы так? Приехали когда уже, а к Сухареву не зашли. Он видел машину из окна. Теперь ругается! – попеняла она Калошину.
– Ну, по-другому он и не может. Идем, Машенька, идем!
* * *
Доклад подчиненных Сухарев выслушал более чем внимательно, даже ругаться не стал. Перешел сразу к делу:
– Что думаете по этому поводу, товарищи? Я лично разделяю твое мнение, Геннадий Евсеевич, что все это дурно пахнет. И светлая одежда как-то непонятна, не вписывается в общую картину. И способ убийства, пусть даже просто собаки, очень уж жестокий. То, что направил Воронцова в К***, молодец. Возможно, там что-нибудь обнаружится. Эх, как это все некстати! Не за горами праздник Октябрьской революции. Хочется рапортовать об успехах. Ну, что нам, мало других преступлений?! И так едва успеваю отписываться. Да, ребята, нельзя допустить, чтобы все это до народа дошло, сами понимаете…– Сухарев неопределенно покрутил в воздухе рукой. – Черт бы подрал этих приезжих ученых с их собаками!..
– Черт не черт, а кто-то подрал, хорошо еще, что пока только собаку, – мрачно попытался пошутить Калошин.
– Тьфу на тебя, Геннадий Евсеевич! Накаркаешь еще неприятностей на нашу головушку. Идите уже работайте. – Махнул рукой в сторону двери начальник.
* * *
– Знаешь, Василий, что еще я подумал, – присев за стол, начал Калошин. – Помнишь, у нас было дело Лапотько?
– А, это когда кошку повесили? Этих Лапотько тогда братья Великановы припугнули, чтобы те забрали свое заявление по поводу кражи у них большой суммы денег?
– Вот-вот, именно это. Тогда на кошачьем трупике была пришпилена записка с угрозами. Почему? – вопрос был скорее риторическим, потому что Калошин ответил на него сам – Им надо было, чтобы Лапотько поняли, что это именно угроза, а не просто чья-то злая проделка.
– Ну да, так