Томпсона вошел лейтенант, остановился у стола патрона и доложил:
– Дом обнаружен, комиссар. Интересующие нас материалы собраны, – и положил досье на стол перед комиссаром полиции.
– Отлично, Срубер. Информация седьмого? – откинулся на спинку кресла Томпсон.
– Да, шеф. Какие указания? – вскинул голову помощник и его напомаженные волосы заблестели.
Комиссар открыл досье, пробежал глазами первый лист и приказал:
– За игорным домом наблюдать, меня информировать постоянно и детально. Свободны, Срубер.
Комиссар пододвинул досье к себе ближе и приступил к чтению.
Это был один из тайных игорных домов. По вечерам жизнь в нем протекала, как обычно: крупье выкрикивал ставки, постукивали костяшки фишек, слуги разносили напитки, люстру окутывал табачный дым дорогих сигарет. Время от времени дверь зала приоткрывалась и впускала нового завсегдатая, к которому спешил с улыбкой хозяин-толстяк.
– Рад, очень рад видеть вас у себя! Прошу! Прошу! – суетился он и пододвигал свободное кресло. – Как здоровье супруги?
Ответив на все вопросы, прибывший без промедления вступал в игру.
В тот вечер часам к одиннадцати ночи игра пошла крупными ставками.
– Кто ведет! – негромко спросил один из вошедших, приглаживая волосы.
– Ранский, – ответил так же тихо клиенту хозяин. – Уже двести тысяч взял…
– Господа, прошу увеличивать ставки! – провозгласил крупье. – В банке двести! Двести пятьдесят! Триста тысяч!!! Ставки сделаны, господа…
Из-за стола поднялся игрок. Бледное, в испарине лицо, бессмысленный взгляд, дергающиеся губы. Одеваясь из рук гардеробщика, проигравшийся прошептал:
– Везучий этот Ранский, на все ставит и выигрывает…
И побрел, шатаясь, в растворенную швейцаром дверь, не ощущая ни ветра, ни холода, ни пристального взора человека в нише дома напротив.
В плаще, в надвинутой на лоб шляпе, человек стоял плечом к стене и неотрывно глядел на дверь и окна игорного дома. Время от времени он переминался с ноги на ногу, поправлял шарф и поеживался.
Погода была преотвратительная: снежные хлопья с дождем подхватывались яростным ветром, фонари и неоновые рекламы мерцали кладбищенским светом, улицы были почти пустынны. Изредка проносился автомобиль, шелестя резиной колес, и, подгоняемый поздним часом, исчезал в объятиях непогоды.
Наконец, к подъезду игорного дома подкатил роскошный лимузин.
Человек увидел, как к автомобилю вышел в плаще мужчина. Его провожал содержатель игорного дома и суетливый швейцар.
Дверцы лимузина захлопнулись, мотор запел и автомобиль, разбрызгивая снежную кашу, промчался в ночь.
Хозяин, взмахнув прощально рукой, вернулся в дом, швейцар торопливо запер двери.
Агент, наблюдавший за домом, включил карманный телефон.
– Игрок едет, шеф, – тихо проговорил он в микрофон. – Благодарю, шеф!
В полумраке богато обставленной комнаты рука сползла с белого телефона и послышался еле улавливаемый скрип кресла.
Тишина воцарилась в комнате. Но вот раздались спокойные шаги и гостиная озарилась ярким светом. На софу упали плащ, шляпа, перчатки и в огромное стенное зеркало вплыл фрак, расстегиваемый усталыми руками. Вдруг фрак метнулся по зеркалу, дернулся чуть в сторону и застыл.
Из кресла на него в упор смотрел комиссар полиции Томпсон.
– Сопротивление бессмысленно, господин Ранский, – строго произнес он. – Вы арестованы.
Шеф полиции стукнул стэком об пол и из дверей смежных комнат угрожающе выдвинулись, с пистолетами в руках, агенты полиции.
Руки Райского дрогнули, упали, как плети, и из белоснежного манжета на ковер капнула бриллиантовая запонка.
Большие стенные часы мелодично отбили три часа ночи.
В дальнем углу кафе «Адонис» в Лос-Анджелесе, подальше от толпившихся у стойки посетителей, сидели два человека.
Один из них лет пятидесяти с полным румяным лицом был в элегантном костюме. Он сжимал зубами дымящуюся сигару и внимательно слушал своего собеседника. Звали его Лоу Берни. Сидящий с ним, Том Доусон, был худым среднего роста человеком. На вид ему было около сорока пяти. На нем был модный костюм, который сидел немного мешковато, на ногах летние запыленные туфли. Доусон жил в Лос-Анджелесе с момента рождения и знал его как свои пять пальцев. Он вел скромный образ жизни, имея неопределенный источник дохода, с репутацией всезнайки.
Разговор шел почти шепотом. Доусон потягивал виски со льдом, Берни пил апельсиновый сок. По выражению их лиц нельзя было понять, о чем они говорили.
– Одним словом, – сказал Берни, – может быть, в этом и кроется что-то, а может быть, просто блеф. Я хочу, чтобы ты занялся этим… Пока я не буду знать, что у нее есть что-то об этом деле – не стоит ломать копья.
Доусон отпил немного виски, посмотрел на кубики льда в нем и сказал:
– Заниматься