перед ним целей любой ценой. Талант руководителя позволил ему за два года восстановить дееспособность железной дороги, отстроить промышленность, причём по всей стране.
Откровенно говоря, не так всё было погано, и не стоит «шить» к делу Дзержинского, говоря его языком, всё, что наворотила советская власть за годы самоидентификации. Помимо «железного дровосека» были куда более одиозные фигуры, приложившие колоссальное количество сил и умения ради доведения идей марксизма, а тем более ленинизма, до уровня откровенного мракобесия. Кстати, умер прирожденный чекист в 1926 году, в возрасте 48 лет, задолго до появления на всесоюзной арене известного беспредельщика по части голодомора Когановича, основателя ГУЛАГА Ягоды, садиста и палача Ежова, ну и конечно же, интригана всех мастей Берии, что необходимо учесть. Так что честь офицерскую Феликс Дзержинский сохранил, а вернётся ли он к стенам НКВД-КГБ-ФСБ, это уж как Бог даст… Дзержинский не был верующим человеком, а потому скорее всего придется подождать.
И если он все-таки вернётся, то уж одно радует точно – скорее всего сместится акцент на социальные схемы работы, покинув пробы ряда лиц с их постоянным желанием навязать христианскую мораль в качестве воспитательного метода в школах, эдакого своеобразного кнута и пряника для детей и подростков. Здесь атеизм Дзержинского, как никогда к месту, а потому и дело спасения собственной души остаётся не общественным, а личным делом каждого.
С кем ты сейчас? Кто ты теперь?
С детства я боялся покойников, и, как назло, всегда попадал в ситуации, связанные с ними. Будто и впрямь мертвецы знали эти мои страхи, а потому постоянно меня выслеживали, дабы однажды окончательно свести меня с ума. Помню, как в юности умерла одна моя знакомая, близкий, можно сказать, родной для меня человек. Она прекрасно пела, играла на фортепиано и, как положено, мечтала стать артисткой. Обстоятельства гибели этой девушки и по сей день точно не выяснены, но тогда её нашли не сразу, а когда обнаружили, то её мама попросила меня съездить с нею на освидетельствование, дабы своим присутствием помочь ей вынести то, что предстояло. Знала бы она, кого взяла с собой!
Опознание происходило в судебном морге. Тогда я впервые увидел непритязательное и, одновременно, бесконечно безобразное искусство смерти. Узнал подругу, надо сказать, с трудом. А впрочем, не узнал, а заставил себя узнать. На возлежащей была футболка, за которой она гонялась всю зиму, и теперь эта вещица на ней выглядела обыкновенным тряпьём. Я стоял, как вкопанный, и, будучи человеком впечатлительным, старался не глядеть на лицо, но получалось с точностью до наоборот. Одного рассматривания, как оказалось, было недостаточно, и мне почему-то хотелось до неё дотронуться – словно для того, чтобы убедиться в естественности случившегося. Надежда Николаевна, так звали маму почившей, стала терять сознание, и санитар вывел её за дверь. На какое-то время я остался один на один с покойницей и ощутил лёгкое подташнивание. Почему-то я все время ожидал, что она