ненастью неподвластным:
Под эгидой птицы млечной
Родилось дитё беспечно…
Он был из тех, кому всегда
Судьба на диво улыбалась:
Всё от того, что жизнь чужда
Ему обыденна была…
И что являлось как беда,
С чьего волновалось
Любое, живое, всегда, –
Ему казалось, ерунда.
За что убивалось,
Сражалось в шторма, –
Ему в стократ досталось,
И боле полного пруда…
Дух:
И чтобы стать кем должен был
Его «изгнали» из затишья,
Чем дорожил и всяко чтил, –
Всё потерял; судьбы пронял.
Жизнь в пепелище превратил;
Всему апатию привил;
Его величие развил,
Себя к нему уподобил.
Двуличие – разлил;
Безличие – разбил,
И жаждой пущего учил:
Чём истинно отличие
От тех, кто в мир дарил
Любви безгранное величие,
И заурядно, кто твердил,
Как возлюбить обличие,
Чьё сам и норовил
Унизить на приличие.
Ангел:
Его закон зажечь миллион
Своих минуя похорон,
Сквозь батальон взнести огонь,
Могучий силы удалой…
Войн укоротить,
Любви возвысив рецидив, –
Всех восхищать,
О Высшем вещать.
В жизнь не смотря достойных,
Сквозь призму знойных
Дней бывших своих,
А ныне святых, –
С-И-Я-Т-Ь.
Голос за кадром:
Вам не узреть той чары главной,
И той единства веры талой,
Чья насущна, первозданна
ИХ питала постоянно.
Вам не знать, но преуспеть
Жизни истинной понять, –
Вы никто, как предложны.
Раз вы нитью плетёны
Неведомой, но тягучей
Единения всего, –
То внимите, наконец,
Слога верного сего!
Устремления взор точить
В небо славное окно,
Чистой мыслью, «первозданной»,
Преобязаны давно…
Дух:
Ему как прежде никому
В главе вращения планет
Было ведомо почему,
Среди одной так много бед.
Являл свой гения порыв
Письмом, четверостишии:
Тайн приоткрыв, не утаив,
Эгиду сокрушав затишья, –
Он сеял свет своим величием,
Где в слово истину забил:
Им дух Святой, в Его обличии
День изо дня руководил.
Он был один кому под стать
Всей жизни испытания
Преодолеть, итогом стать
Миллиона зажигания.
Сердец разжечь, давно забывших,
Закинувших долой,
Но