нами свет превращался в беспорядочный поток не зависящих друг от друга квантов; такая несогласованность вызывала дискомфорт у окружающих, и нам приходилось сосредоточиваться друг на друге, чтобы вернуть нашу жизнь в устойчивое состояние. Все менялось, когда ты возвращалась домой; нас становилось трое, и равновесие нужно было искать заново. На это требовалось время, с каждым разом все больше, поскольку твои отлучки становились все длиннее; наши жизни вращались без остановок, и мы отлаживали систему на ходу, постоянно ощущая взаимные притяжения и отталкивания; мы не были стары, у нас хватало времени и сил, и в конце концов нам удавалось добиться своего; наша система тройной звезды начинала испускать сильный, ритмично меняющийся, золотисто-оранжевый свет, хорошо заметный издалека и привлекающий знакомых и незнакомых.
Пожалуй, это были наши самые счастливые дни. Мы жили втроем на виа Джанелли, а когда становилось жарко, уезжали на дачу в Стрезу. Осенью и весной мы гуляли по набережной, иногда купались и играли в футбол на песке; зимой открывали окна в теплые дни и разжигали камин в непогоду; летом катались по озеру в лодках, загорали и плавали наперегонки целыми днями; по вечерам ты обычно шла в дом, а я оставался в саду и при свете керосиновой лампы читал «Три счастья дона Диего». Любитель астрономии, дон Диего считал, что жизнь имеет интуитивное измерение, уходящее бесконечно далеко вверх, что человечество накрепко связано со вселенной и что счастье возможно только очень высоко над землей. «Чем дальше отрываешься от земли, тем глубже погружаешься во вселенную», любил повторять он; впервые прочитав эту фразу, я положил ее в карман и носил с собой несколько дней, изредка притрагиваясь к ней пальцами; карман заметно провис, и друзья спрашивали, что это я ношу с собой все время, не револьвер ли и не опасаюсь ли я кого-т; на четвертый день, когда ткань начала расходиться, я спустился на пляж, встал лицом к морю, опустил руку в карман и аккуратно вытащил фразу наружу. Гладкая и тяжелая, она неподвижно лежала на моей ладони, тускло поблескивая на солнце; я крепко зажал ее между большим и указательным пальцами и изо всех сил запустил вверх, стараясь запомнить ощущение, с которым она выскользнет из руки, а потом повернулся и пошел назад к набережной; я не услышал всплеска, а это означало, что дон Диего был прав и что его фраза утонула там, откуда она пришла к нему в его первое счастье.
Следующее лето выдалось очень жарким. Беспрерывно жужжащий кондиционер, минеральная вода со льдом, необычная тишина в полдень, работа до одиннадцати и после пяти. Я сижу за своим столом; окно распахнуто в горячую южную ночь, еле слышно шумит вентилятор компьютера, на дисплее ползут разноцветные линии последних спектральных данных со спускаемого аппарата «Kuiper». Одна из линий постепенно отклоняется вверх; это не совсем то, что мы ожидали, и я открываю файл с результатами моделирования, чтобы понять, в чем здесь дело; пока я просматриваю таблицы, линия отклоняется еще дальше; звонит