отчаянно прорывалась сквозь толщу холодной воды навстречу солнцу, блеснувшему в сумрачных глубинах. Только бы выплыть, только бы глотнуть воздуха…
Она вздрогнула и очнулась. Солнце и впрямь щекотало ей веки. Оно проникало сквозь неплотно задернутые шторы и заливало теплом и светом ее кровать. В комнате царил безмятежный покой.
Жуткие видения постепенно рассеялись, но Лиззи знала, что они вернутся. Кошмары преследовали ее с тех пор, как Том погиб при кораблекрушении. Из ночи в ночь ей снилось, что она тонет, словно какая-то часть ее существа вновь и вновь пыталась вообразить невообразимое и представить, какими были последние минуты жизни брата.
Судно, на котором плыл Том, потерпело бедствие по пути из Сиднея в Мельбурн. После этого Лиззи пришлось собрать все свое мужество, чтобы решиться на многомесячное путешествие в Англию. Ее страхи отчасти подтвердились. Погода была ужасная, океан бурлил, и ей не раз казалось, что ее вот-вот постигнет трагическая участь брата.
Вдобавок ко всему на борту свирепствовала лихорадка, и число пассажиров, которых хоронили по морскому обычаю, множилось день ото дня.
Слава Богу, корабль в конце концов добрался до Англии, и Лиззи благополучно сошла на берег. Но болезнь все-таки настигла ее по дороге из порта. Едва живая от жара и ломоты во всем теле, Лиззи в полуобморочном состоянии брела по улицам Лондона, пока ее не сбил экипаж…
Она поднесла руку к виску и осторожно надавила на повязку. Рана все еще чувствовалась, но уже почти не болела. Лиззи попыталась восстановить в памяти все, что случилось после дорожного происшествия.
Она смутно помнила, как ее подняли чьи-то сильные заботливые руки. Потом до нее донеслись обрывки разговора, и она услышала имя Рии. Затем ее привели в чувство, и она оказалась лицом к лицу с леди Торнборо.
Удивительно, но, несмотря на жар, боль и замешательство, Лиззи сразу узнала ее. Конечно, Рия очень подробно описала внешность бабушки, однако Лиззи скорее не увидела, а почувствовала, кто перед ней. Это походило на озарение, внезапно высветившее человека, всегда незримо присутствовавшего в ее жизни.
Почти то же самое произошло при первом знакомстве с Джеймсом. Он оказался именно таким, каким она его представляла.
Но с Джеффри все вышло совсем иначе. Он не имел решительно ничего общего со скромным, неприметным священником, которого она рисовала в своем воображении.
Лиззи вспоминала выразительные черты его лица, властные манеры, настойчивые вопросы – и вдруг явственно вспомнила нечто такое, отчего у нее замерло сердце.
Кровь на его рубашке!
Ее кровь!
Это он нес ее на руках, и от его рук исходила теплота, которой позже не было у него в глазах.
Что он подумал о ней? Нетрудно догадаться. В его взгляде сквозило откровенное презрение к женщине, которая когда-то сбежала с его братом, а теперь вернулась домой в таком жалком состоянии.
«И все-таки, – напомнила она себе, – главное – не то, как он отнесся ко мне, а то, что он принял меня за