Два кубика росфорицина.
– Ввожу. Есть.
– Температура?
– 35 и 2…
– Савва! – прохрипел Артём.
– Бредит?
– Не факт. Для него всё каждый раз оканчивается там и начинается здесь заново.
– Может, это даже хорошо, что он не помнит каждое своё возвращение.
– Конечно, хорошо! Как это ни печально, но народная мудрость: «Семи смертям не бывать…» больше не актуальна. Кому захочется помнить каждую свою кончину, к тому же…
Доктор прокашлялся.
– Пульс?
– 135.
– Ну вот, другое дело. Давление?
– Норма.
– Температура?
– 35 и 7.
– Артём, вы слышите меня?
– Да… – ответил Артём, как можно громче. Оказалось, перестарался. Выкрикнул.
– Артём, вы помните, кто я?
– Да. Вы – доктор Шапиро.
В этот раз ответ получился адекватнее. Росфорицин начал действовать. Сознание прояснялось.
– Верно. Вы так же помните, где вы?
– В спеццентре.
– Прекрасно. А Савва? Вас все ещё волнует, где он?
– Нет, я знаю, что Савва Игнатьевич уже не ребёнок. Он в безопасности и занят работой.
– Отлично! Как вы себя чувствуете?
– Как живой труп.
– Шутить изволите, батенька? А нам не до шуток.
– Мне тоже. Но мне лучше, доктор.
Доктор прокашлялся. Теперь ни он, ни его ассистент, ни обстановка палаты госпиталя уже не дёргались рывками, лишь слабо расплывались в контурах. Но Артём прикрыл глаза. На что здесь смотреть, это он уже видел множества раз. А ничего другого ему не покажут. Он все знает наперёд.
Проваляется здесь день или два. Максимум неделю. Четыре раза в сутки к нему будет приходить медсестра или медбрат (он даже не поймёт из-за костюма, пока с ним не обмолвятся парой фраз о самочувствии) с уколами и безвкусной едой в ланч-боксах: месиво из овсянки или гороховый суп, соевое мясо и подслащённая бурда с мерзким названием «кисель».
Артём ненавидел кисель, с детства. Вернее, сначала любил. Бабушкин. Клюквенный. А в школе кисель был словно приторно сладкий обойный клей, невозможно горячий, припахивал неприятно. А пить в «День киселя» больше и нечего было. Приходилось давиться. Артёма хватало на несколько глотков.
Как-то мимо стола, где они, первоклашки, обедали шумной стайкой, проходил какой-то дегенерат из старших классов. Чем его привлёк Артём? Он не был шумнее остальных, не был и тише. Да, скорей всего, ничем. Просто оказался, как говорится, крайним. Дебилоид остановился на секунду и плюнул в его стакан.
Подскочила Ольга Ивановна, погнала ржущего придурка бесполезной «лекцией» о поведении прочь. А Артём смотрел непонимающе на мерзкий плевок на не менее мерзкой поверхности и не мог понять, почему и как это возможно? А главное, зачем? Зачем тот это сделал.
А потом