но знала, что принесёт на благо Обеих Земель любую жертву, какая от неё потребуется.
«Сила, что до поры не осознаёт себя сама, подчас сияет ярче той, что гордится собой…»
Что ж, теперь она начинала осознавать. И это тоже стало причиной сделанного шага.
Тихий стук в дверь возвестил о приходе Нэбмераи. В вечерние часы было время их занятий, посвящённых военному делу. Таэху оказался действительно хорошим учителем, как и предсказывал дядюшка Хатепер. Его знания казались бездонными, и рассказывал о великих битвах, об искусствах стратегии и тактики, о премудростях военачальников древних и современных он по-настоящему захватывающе.
Сегодня, когда они остались наедине, Таэху держался без обычной своей спокойной уверенности. Анирет невольно улыбнулась, подмечая небольшие детали, выдававшие его волнение, – то, как чуть дрогнули его руки, когда он раскладывал карты перед ней, то, как он едва заметно запинался, выбирая тему для рассказа. Девушка знала точно: бирюзу он ей не вернёт.
Их уединение было обманчивым – в этом доме они никогда не оставались одни. Нэбмераи помнил об этом. Помнила и царевна, и лишь смотрела на него теплее, внимательно слушая, хоть и знала, что с приходом ночи он вернётся в объятия Мейи. Будто невзначай несколько раз соприкасались их плечи и руки, когда они склонялись над картами. Ближе, чем раньше, лежали их ладони на невысоком столике со свитками, и никто не спешил убирать свою.
Занятие подходило к концу, но воин как будто тянул время, уточняя что-то, а Анирет подыгрывала ему, задавая дополнительные вопросы. Медленно и чрезвычайно обстоятельно Нэбмераи собирал свитки, хотя и прежде отличался, как и все Таэху, бесконечно бережным отношением ко всякому хранилищу знания. Почти ничем он не выдавал себя. Но вот все свитки были уложены по ларцам и сундукам, и остался только один. Нэбмераи задумчиво покрутил его в руках, а потом передал Анирет.
– Непременно изучи эту мудрость, когда найдётся время, госпожа, – сказал он, чуть улыбнувшись. – Доброй ночи.
С поклоном Таэху удалился. Анирет развернула свиток почти сразу, как за Нэбмераи закрылась дверь и стих звук его шагов. На нескольких листах бумажного тростника, разложенных в определённом порядке, содержались изречения военачальника Сенджема, служившего ещё под началом её деда, Императора Меренреса. Но верхний лист завершался цитированием одного из посланий, обращённых к госпоже Итеки, супруге Сенджема, написанного из очередного дальнего похода.
Это была песня, которую царевна знала когда-то, но уже забыла. А ведь слова эти до сих пор иногда вспоминали столичные поэты, потому как Сенджем был знаменит своим даром в искусстве слова не менее, чем воинской доблестью.
Я взираю на лунную ладью, чей свет ласкает тебя,
Я внимаю голосу вод, что несут мне вести о тебе,
И кажется веком мгновение,
Пока я вдали от тебя…
Прошу, дождись победного клича сокола,
И наша встреча вспыхнет ярче Звезды Разлива.
Животворными