что я мог сделать. Надо было остаться на месте и немедленно уведомить следственные органы, а потом, ничего не трогая, ждать.
С кухни донесся запах яичницы. Мама делала лучшую в мире яичницу, но сейчас даже сама мысль о еде вызывала у меня тошноту.
Наклонившись, я уткнулся лицом в ладони.
– Что, черт возьми, творится? Кому и почему понадобилось убивать Блицера? И к тому же таким образом, чтобы все указывало на…
Я осекся, ощущая наплыв горячей волны. Ладони мгновенно стали влажными, а тошнота усилилась. Я медленно опустил руки, глядя на отца ничего не выражающим взглядом.
– Что? – спросил он.
– Этот нож…
Отец поднял брови так, что морщинки на его лбу достигли седых волос.
– Бл…! – выругался я.
– О чем ты, сын?
– Я заметил этот нож вечером, – ответил я, нервно потирая переносицу. – Открывал им какое-то вино – хотел снять фольгу с пробки…
– Ты уверен, что это тот самый нож?
Я кивнул. На сто процентов уверен не был, но, по логике вещей, так оно и было. Убийца вошел в квартиру, увидел нож на столешнице и решил его использовать. Блиц не мог оказать серьезного сопротивления, будучи в таком же состоянии, как и я. Возможно, даже в худшем…
Я невольно представил, как мой друг очнулся от пьяного сна только для того, чтобы через мгновение умереть, – и по моему телу прокатилась дрожь.
На протяжении какого-то времени мы с отцом хранили молчание. Вышли из оцепенения лишь тогда, когда в комнату вошла с яичницей мать. Она подала нам тарелки – и сразу поняла, что завтрак ждет такая же судьба, как и почти нетронутый чай. Впрочем, должна же она была что-то сделать для нас, проявить заботу…
Мать уселась на диван сбоку от отца и, сочувственно посмотрев на меня, спросила:
– Что будем делать?
– Пока ничего, – ответил я, опасаясь, что отец начнет убеждать меня немедленно связаться с полицией, но тот помалкивал.
Однако уже через минуту я понял, что свои доводы он собирается привести мне иным способом.
Отец смерил меня взглядом, который был мне хорошо знаком.
– Это не имеет никакого смысла, – сказал я.
– Помолчи, сын.
– Не нужно. Вижу, ты все так же склоняешься к обращению в полицию?
– Я не настаиваю.
– Хорошо. – Я произнес это довольно спокойно, но эмоции начинали брать верх. – Потому что, как видишь, меня подставили! И кто-то за этим стоит, каким-то образом влияя на тех, кто носит мундиры.
Отец вздохнул, а мать потупила взгляд. Для них это была старая песня, начавшая звучать вскоре после исчезновения Евы. Я прошел тогда через все стадии депрессии, обвиняя каждого, на кого мог подумать. Со временем в моем сознании закрепилась версия, что следователи скрывают доказательства потому, что как-то замешаны в произошедшем. В какой-то момент я даже решил, что нападавшие были полицейскими, захотевшими отдохнуть и развлечься после службы… В конце концов я отказался от этой абсурдной версии, как и от многих других, – но теперь был вынужден снова обратить на нее внимание. Сейчас возможно