то ли пошутил, то ли серьёзно сказал.
«Ой, да ладно. Конечно, это он шутит так. Никак не могу привыкнуть к такой странной манере юморить. А мама то, ну, прям бисер мечет перед ним. Похоже, всё всерьёз приняла. Потом поговорю с ней. Сейчас некогда, надо в себя прийти с дороги, умыться, вещи разобрать и в контору хорошо бы успеть ещё. Надо насчёт работы определиться. Занятая своими мыслями, Стеша направилась в дом и не видела каким жадным, влюблённым взглядом провожал её Костя, сидя за рулём своей машины. Большие, сильные руки крепко держали обтянутый кожей руль и, впервые за всю его жизнь, мелко дрожали. Ему так хотелось выскочить вслед за Стешкой. Обнять её, прижать к груди и целовать её красивые светлые волосы. Три месяца жил без неё, ни разу не видел после встречи в кафе. А каждый день её вспоминал. Вся душа изболелась. Серьёзно запала в душу сероглазая пигалица. Стеша слышала шум отъезжающей машины, но уже не думала о Косте, а просто радовалась, что так быстро добралась до дома.
Нудный осенний дождь стоял серой стеной. Стеша сквозь мокрые ресницы едва разглядела смутные очертания далёкой деревни. Слева густой лес, справа чёрное, вспоротое тракторами поле. За спиной осталась старая, продуваемая всеми ветрами, ферма. Под ногами жижей растекалась дорога.
– Ничего, помочит, может, и подрасту ещё, и ума прибавится,– бурчала Стеша, стуча зубами. Губы посинели и застыли. Голова снова разболелась. Резиновые сапоги, давно захлебнувшиеся грязью, казались пудовыми и не нужными. Их хотелось стащить и топать босиком. Промозглый холод сковал ноги и руки. Сжимая сумку с медикаментами дрожащими пальцами, Стешка больше всего боялась поскользнуться. Боялась свалиться в грязь и разбить последние ампулы и шприцы в стерилизаторе. В этом месяце, как, впрочем, и в предыдущем, в совхозе не хватало средств на медикаменты ветврачам. И поэтому, чуть-ли не единственным средством от всех панацей был нож. Вот и сейчас, плюхаясь в грязи, Стеша придерживала драгоценную ношу – большой с наборной ручкой нож. Незаменимая вещь. И смех и грех!
Стараясь не думать обо всех неприятностях, Стеша всё же дошлёпала до родного крылечка. Осторожно, так как время уже было позднее и ребята, должно быть, спали, она скинула намокшую одежду. Не только рабочая куртка и штаны, но и рубашка и даже нижнее бельё и мокрые волосы под косынкой – всё провоняло едким запахом силоса и навоза.
– О, Господи! Когда это кончится?
Стешка вздохнула и на цыпочках прошла в кухню. Едва переступив за порог, она чуть не упала. На полу как куль с дерьмом лежал её благоверный. Мертвецки пьяному Константину, похоже, было хорошо и удобно. А вонючая лужа под ним не причиняла неудобств. Он уютно свернулся клубочком и, засунув голову под табуретку, сопел и пускал пузыри с разбитых синюшних губ.
– Господи! Неужели эти губы меня целовали?
Стешка с тоской посмотрела на мужа. Нет, будить, конечно, нельзя. Не дай бог очнётся. Пьяный совсем дурак, звереет. Стеша тихонько прошла в детскую. Ребята крепко спали, как котятки сбившись в тесную кучку на кровати – полуторке. Трое малышей, все погодки. Старший самый чуткий. Нервный и боязливый. Особенно ночью, когда мама уходит