Публика в тонкостях кладки печей или пошива сапог не разбирается совершенно, а потому и не может служить арбитром.
Девятнадцатый век изменил все. Появилась возможность непринужденно давать интервью журналисту, да не одному, собирать залы, битком набитые случайными людьми… а главное, приплетать политику, идеологию и прочие образованские материи. Немыслимо представить, чтобы современник д’Артаньяна Рене Декарт, закончив очередной математический труд, разражался печатными уверениями в превосходстве самой передовой на свете французской науки над более отсталой испанской. Немыслимо представить, чтобы изобретатель микроскопа Роберт Гук орал с трибуны о том, что его открытие помогает вольнодумцам бороться с церковной ортодоксией.
Девятнадцатый век с подобным «детством человечества» покончил раз и навсегда. Науки – гуманитарные главным образом – откровенно становились неким подобием шоубизнеса. А отсюда плавно вытекает, что, как уже говорилось, образовалась самая благодатная почва для создания фальшивых наук. Уже вовсе не обязательно было в подтверждение своей теории представлять ворох неопровержимых фактов – достаточно оказалось грамотно повернуть «общественное мнение» в нужную сторону…
Ле Бон: «Каковы бы ни были идеи, внушенные толпе, они могут сделаться преобладающими не иначе, как при условии быть облеченными в самую категорическую и простую форму. В таком случае эти идеи представляются в виде образов и только в такой форме они доступны толпе». И тут же многозначительное уточнение: «Не следует думать, что идея производит впечатление, даже на культурные умы, лишь в том случае, если доказана ее справедливость».
В яблочко. Сплошь и рядом в массовое сознание деятелями фальшь-науки вбрасываются не доказательства и не аргументы, а примитивные, но эффектно бьющие по подсознанию образы. А потому типографский станок то и дело рождает химер. Мне приходилось встречать в прессе и популярной литературе многие десятки упоминаний про то, как «злодей Сталин» безжалостно изничтожил великого ученого Вавилова, но ни в одной из публикаций хотя бы вкратце не объяснялось, в чем, собственно, заключалась вавиловская гениальность, кроме разве что умения организовывать себе за казенный счет приятные и долгие поездки по экзотическим странам. Разгадка проста: авторы хвалебных публикаций и сами не знают, что же Вавилов в науке сделал. Они попросту переписывали друг у друга образ: «гениальный ученый, раздавленный машиной тоталитаризма». А вот критические публикации, хотя и исчисляются единицами, как раз очень логично и убедительно доказывают, что научная репутация «великого ученого», мягко говоря, изрядно преувеличена… Но когда это образованщина поддавалась логике и убеждению?
В общем, бросайте в меня камни, но я так и останусь при своем мнении, что «всеобщее образование» ни к чему хорошему не привело. Эксперимента ради постарайтесь прилежно перебрать в уме своих знакомых и, бьюсь об