понятие, даже если он и говорит на языке революции.
Так же, как понятие «левый», термин «революция» никогда не выйдет из употребления. Он также выражает ностальгию, которая будет длиться до тех пор, пока люди останутся недовольными своим обществом и не пожелают взяться за реформы. Не потому, что желание социального улучшения всегда (или логически) заканчивается желанием революции. Необходима также некоторая доля оптимизма и нетерпения. Революционеры известны ненавистью к миру, желанием катастрофы; чаще всего революционеры грешат излишним оптимизмом. Все известные режимы достойны осуждения, если их сводят к абстрактным идеалам равенства или свободы. И только революция, поскольку она является авантюрой, или революционный режим, потому что он соглашается на перманентное использование насилия, кажутся способными присоединиться к великой цели. Миф о революции служит пристанищем для утопической идеи, он становится мистическим неожиданным посредником между реальным и идеальным.
Само насилие скорее привлекает, завораживает, нежели отталкивает. Лейборизм, «скандинавское бесклассовое общество» никогда не пользовались таким успехом у европейца левых взглядов, особенно у француза, как русская революция, несмотря на гражданскую войну, ужасы коллективизации и большую чистку. Надо говорить «несмотря» или «по причине»? Иногда все происходит так, как если бы цена революции была скорее кредитом, чем дебетом.
Любой человек достаточно разумен для того, чтобы предпочесть мир войне. Это замечание Геродота надо было бы применить и к гражданским войнам. Романтика войны исчезла в болотах Фландрии, а романтика гражданской войны выжила в подвалах Лубянки. Время от времени стоит задаться вопросом, не соединяется ли миф о революции в конечном итоге с фашистским культом жестокости. В последнем акте пьесы Сартра «Дьявол и добрый Бог» один из героев Гетц восклицает: «Вот и начинается царство человека. Прекрасное начало. Пойдем, Насти, я буду палачом и мясником… На этой войне есть что делать, и я это сделаю».
Будет ли царство человека царством войны?
Глава 3. Миф о пролетариате
Марксистская эсхатология, учение о конце света, отводит пролетариату роль всеобщего спасителя. Выражения, используемые молодым Марксом, не оставляют сомнения в иудео-христианском происхождении мифа о классе, избранном за его страдания для искупления грехов человечества. В миссии пролетариата, конце предыстории благодаря революции, царстве свободы без труда, узнается тысячелетняя идея: Мессия, разрыв традиций, Царство Божье.
Марксизм не пострадал от таких сравнений. Возрождение в какой-то научной форме вековых верований, обольстившее умы людей, оторванных от веры. Миф может показаться прообразом истины, а также современной идеей воплощения мечты.
Восхищение пролетариатом в таком качестве не является универсальным явлением. Скорее всего, в этом можно увидеть знак французского