мои воины, – что был услышан гейтарами, пельтастами, пращниками, гоплитами фаланг заостренным слухом на высоте обострённости торжественного мига. – Воины! – и дальше громовой тон его голоса раскатных эхом будет до скончания его слов доноситься и до его воинов, и до воинов противника, до которых звуками чужого языка, однако, доходит смысл. – Сыны Македонии! Сыны Эллады! Вы ступили на землю врага, врага, что из года в год наносил оскорбления, вред, побои, смерть вашим предкам. И вот в это утро восходящее солнце возвестило нам, что наступил тот день, день отмщения за пролитые слёзы женщин, матерей наших предков. И ныне вам удостоена честь идти в бой на поражение сыновей, внуков ненавистных врагов наших предков. На вас с благословением взирают боги Олимпа! На вас с надеждой, с упоением взирает… Эллада! – утихало эхо, и вот долгожданный взмах руки, и ринутся в атаку.
Будущее укрылось за очередным изгибом реки-времени. Оно дожидается развития события. Ещё немного по течению реки-времени и сотворится полный разгром войска Персидской империи, и обратится в бегство с поля боя сам царь Дарий Третий династии Ахеменидов, побежит, убежит, бросив семью на произвол судьбы, оставленную в лагере, что попадёт в плен, как приз победителю, рожденному в Пелле – столице некогда маленькой Македонии. В то утро осеннего дня лишь взлетела птица судьбы…
И содрогнётся ли земля – тяжёлая твёрдая поступь фаланги Александра Македонского, длинные копья наперевес, магией стройности воинственно торжественно ступает, идёт, грядёт, восходя к полноводной реке Истории.
4
Он оказался в другом климатическом поясе, почувствовал это, хотя из лета в лето. Но как-то другое лето. Но и не только. Он оказался в как бы другом городе, да притом явной в другой стране, что крупнее родного города намного, но и ярче, пышущий сплошь красотой дизайнов, высотой небоскрёбов, такой продвинутостью, многолюдностью – пешеходы, автомобили проносились вдалеке. Он оказался на площади…
Первым, что бросилось в глаза, то была статуя льва, но стоило приглядеться внимательно, чтобы удивиться, несмотря на то, что эмоции такого характера уж давно перехлестнули его. В туловище льва угадывалась рыба, да рыбий хвост, плавник вдобавок, покрытый каменной чешуёй. Статуя служила своеобразным фонтаном – изо рта не струился, изрыгалась вода брызгами водопада. А за спиной, позади ступенек сплошь нагромождение небоскрёбов…
– Что за город? – вздохом изумления выразился Артур вот такой первой реакцией на данное обозрение, что предстало перед ним, когда вошли – вот такая резкая перемена после тайги, куда их полётом доставил этот невероятный «ягуар», точно из волшебства современным воплощением ковра-самолёта, не издающим звука подобием рёва мотора, турбодвигателя.
– Сингапур, перед тобой фрагмент этого удивительного города, и эта статуя Мерлиона – одна из значительных достопримечательностей Сингапура, – распростёртой ладонью указывала Лаура и на неординарную статую, и на небоскрёбы поодаль.
– Но,