усмехнулся толстяк. – И всё благодаря тебе. В который уже раз. Должен я тебе, Миша.
– Вы это бросьте, дядя Николай. Было время, вы мне помогали. Да и сейчас помогаете, – отмахнулся Мишка. – Где это видано, чтобы мальчишке как оружейному мастеру жалованье платили?
– Так половинное, – виновато вздохнул толстяк.
– В нашей жизни и это хлеб, – не согласился парень. – Меня другое беспокоит. С чего хунхузы именно два этих подворья атаковать решили?
– А сам как думаешь? – хитро прищурился урядник.
– Неужто решили долги вытряхнуть? – сообразил вдруг Мишка, глядя ему в глаза.
– Не им долги были, но те хунхузов наняли, – кивнул толстяк, понизив голос.
– А такое только иностранцы могут, которые сейчас у ханьцев хозяйничают. Немцы, японцы да англичане, – продолжил Мишка его мысль.
– Верно. Говорил я купцам нашим, чтобы жадность свою придержали, да куда там, – снова вздохнул толстяк.
– И что делать будете?
– А что тут сделаешь? Купцы первой гильдии, им со мной и говорить-то зазорно, вот майор и отправился лично с ними разговоры разговаривать.
– Наглецы, – прошипел парень. – Как службу требовать, так они первые, а как уважение проявить, так зазорно.
– Всегда так было, – развёл урядник руками.
– Ну, тогда пусть не воют, что защищать их не особо торопятся, – ехидно усмехнулся парень.
– Опять задумал чего? – насторожился урядник.
– Поживём – увидим, – ушёл от ответа парень, снова принимаясь за винтовки.
Елизавета Павловна удручённо вздохнула и, кутаясь в старенькую, но ещё крепкую шаль, с тоской огляделась. От славного некогда дворянского рода остались только имя да воспоминания. Муж Елизаветы Павловны, гвардейский офицер, умудрившийся промотать всё состояние, умер, оставив им с дочерью только старенький дом, случайно выигранный в карты, и кучу долгов.
С долгами она боролась как могла, упрашивая, умоляя и с грехом пополам гася их. А вот с содержанием дома ей справиться так и не удалось. Точнее, не удалось отстоять его перед банком. Этих кровопийц не уговоришь и не умолишь. В итоге они с Дарьей оказались на улице. И вот теперь стояли на вокзальной площади какой-то узловой станции, пытаясь понять, что делать дальше. Покидая свой дом, Елизавета Павловна справедливо рассудила, что выжить на периферии будет проще, если не пытаться вести богемный образ жизни. Балы и приёмы теперь не про них.
Дама вздохнула и невольно покосилась на дочь. Шестнадцатилетняя девица с дерзким взглядом зелёных, кошачьих глаз и фигурой взрослой, вполне созревшей девушки задумчиво хмыкнула и, поправляя выбившуюся из причёски огненно-рыжую прядь волос, негромко спросила:
– Маменька, а вы уверены, что нам именно сюда?
– И что тебе опять не так? – вяло огрызнулась Елизавета Павловна, пытаясь понять, куда дальше идти и где тут вообще что находится.
– Уж больно всё тут какое-то деревенское, – Дарья скривила презрительную гримаску.
– Городская