Она ко многим так пристаёт. Себе дороже. Целёхонькая вернётся.
Просьба была странная, но я решил промолчать. Наверное, в каждой деревне свои причуды и чудики. Я постарался выбросить из головы мысли о больной девушке, стереть их из памяти.
– Надолго планируешь у нас задержаться? Сенька ещё приболела, как назло.
– Сенька – это Ваша…?
– Моя жена, – пробасил мужчина.
– Простите, а Вас ведь Дмитрий зовут?
– Дмитрий. Давай на ты, не такая уж у нас разница в летах.
Я согласно кивнул.
– Ненадолго. На день-два, думаю. Ефим Александрович говорил Вам об атрибуции картины?
– О какой курице? – удивлённо переспросил Дмитрий. Он явно был в своих мыслях и ухватывал лишь обрывки моих фраз.
– Я могу попытаться определить, копия или подлинник – Ваше полотно, попытаться определить мастера. Думаю, большего я сделать не смогу. В остальном потребуется тщательная экспертиза: всякие технические исследования, рентген, химический анализ… Вы меня понимаете?
Дмитрий курил и внимательно и как-то чересчур сосредоточенно смотрел на сиреневые проблески ранних лучей солнца.
– Мутно говоришь.
Неудивительно, – промелькнуло у меня в голове. – Пень деревенский!
– Думаешь, я совсем дурак? – хозяин дома оказался проницательным.
– Нет, с чего Вы взяли!
– Ты взял, – поправил меня Дмитрий. – Я ж не всю жизнь в деревне-то жил. Институт закончил, театры любил, был ярым фанатом Цоя, поэзией интересовался.
Он замолчал, потушил сигарету о жестяную банку, привязанную к деревянным перилам крыльца и, хлопнув меня по плечу, указал на дверь. Я вошёл внутрь. Тёплый густой сумрак коридора поглотил меня. Подгнившие половицы скрипуче пружинились под ногами. Мы вошли в небольшую уютную кухню с белой печью и невысоким столиком у окна.
– Что ж, Иван Николаевич, – пробасил Дмитрий, – устраивайся в дальней комнате. Отдохни, поспи. Есть хочешь? Или чайку?
– Если честно, не отказался бы, – не постеснялся я.
Цыганский барон скрылся где-то в глубине дома. Через три минуты вернулся с огромной стеклянной бутылью. Поставил на стол пару тарелок с пюре и котлетами, помидоры, репчатый лук, хлеб и соль.
– Угощайся. Жена вечером приготовила, – он хмыкнул и смачно откусил четвертину луковицы. – Ещё не свой. Но скоро и свой пойдет. Этот – дрянь.
Тем не менее, дрянь у него пошла на ура.
– Это чай? – ухмыльнулся я, покосившись на бутыль.
– Чистейшей воды самопляс! Такого ты больше нигде не попробуешь!
Дима откупорил стеклянный сосуд и разлил содержимое в маленькие стопки.
Самопляс отдавал обыкновенным самогоном и терпким запахом ромашки и полыни.
– Чудной эликсир! – я последовал примеру Дмитрия: выпил и закусил луком. – А Ваша… Твоя жена спит?
– Спит. Приболела она. Завтра познакомитесь, – радушный хозяин обновил стопки. Как говорили на нашей университетской