пройти тысячи миль по странам, о которых прежде едва слышали. Им интересен другой народ, отличный по языку, по обычаям, по укладу жизни… А бесстрашие пилигримов, быть может, заслуживает глубокого уважения, разве может человек, не вооруженный до зубов, не держащий в голове надежды на поживу, пуститься в путь, в неведомые земли, если он не уверен, что там встретит людей, конечно, не таких, как он, но способных его понять.
Хороший народ – пилигримы, но – не солидный! Разве можно себе представить солидного пилигрима? Иначе трудно объяснить, почему карьера осевшего на Мурмане Алдымова двигалась не то, чтобы вниз, но и не вверх. Едва появившись в Мурманске, в первые же годы он стал председателем Губплана, а по прошествии тринадцати лет оказался всего лишь директором краеведческого музея, впрочем, сохранив за собой почетное и весьма обременительное звание Уполномоченного комитета Севера при ВЦИК.
А солидные люди умели произрастать во все времена. Тот же Иоган Гансович Эйхфельд, на десять лет Алдымова моложе, занимался северным земледелием и вопросами мелиорации на Хибинской опытной сельхозстанции, стал директором станции. По указанию самого Кирова организовал полярный совхоз «Индустрия». В 1942 году получил Сталинскую премию, а уже в 1961 занял пост Председателя Президиума Верховного Совета Эстонской ССР, пробыл на этом посту три года, зато прожил до девяносто шести лет.
Люди одного времени, а какая разница!
Врожденная солидность изучена мало, но то, что она существует, никто не сомневается. Когда Иоган Гансович входил в какое-то помещение, все чувствовали появление чего-то весомого, значительного, важного, хотя он еще и не произнес даже «здрасте». А вот Алексей Кириллович входил и обращался к людям так, что не оставлял им времени пережить его появление.
И если Иоган Гансович, было дело, мелькнул и на посту директора Мурманского краеведческого музея, так только мелькнул. Для солидного ученого разве это пост? Впрочем, в немноголюдном в ту пору Мурманском краю Иоган Гансович заметил Алдымова и высказал одобрение его «богато одаренной натуре».
Да, Алдымов мог в кратчайший срок освоить, именно освоить новое дело, а не просто познакомиться с ним, что позволило ему уже к тридцати годам накопить множество умений и навыков, и геодезиста, и лингвиста, и этнографа, и статистика, овладеть премудростью ведения планового хозяйства в трудном регионе. И новые языки изучал с легкостью, и в том же саамском получал особое удовольствие, находя отличия в двух западных и четырех восточных диалектах.
Есть люди, умеющие небольшие свои знания и способности преподнести человечеству, как подарок. Алдымов же был беззаботно щедр и безоглядно увлечен реальным делом. Меньше всего думал, какое впечатление производит на окружающих, и в этом был даже похож на саама. Начальство сходилось на том, что Алдымов, может быть, и редкий специалист, а вот солидности не хватает. И организаторской хватки нет. Все, что может сделать сам, сам и делает, вместо того, чтобы нагрузить работой других.
И те, кто определял круг общения товарищей Кирова,