туманом висит дым от взрывов. Там ничего не растет. Эта земля мертвая и серая, как наше будущее.
Папа наконец передает письмо мне, и я открываю его с радостным предвкушением, охваченная одновременно страхом и интересом. Что же написал Шейд?
– «Дорогие родичи, я жив, как видите».
Мы с папой хихикаем, даже Гиза улыбается. Маме совсем не весело, хотя Шейд начинает так каждое письмо.
– «Нас отозвали с передовой, как, наверно, уже догадался папа. Очень приятно вернуться на базу. Здесь всё алое, как рассвет, Серебряных офицеров почти нет. Дыма, как в Чоке, тоже нет. Солнце встает, и оно всё ярче с каждым рассветом. Но это ненадолго. Командование хочет переобучить нас для сражений на озере, и мы все приписаны к одному из новых военных кораблей. Я тут встретил врача, отставшего от своей части, – он видел Трами и сказал, что с ним всё в порядке. Братец получил осколок шрапнели во время отступления, но уже поправился. Никакого вреда здоровью в перспективе».
Мама громко вздыхает и качает головой.
– Никакого вреда в перспективе, – насмешливо повторяет она.
– «От Бри по-прежнему нет вестей, но я не волнуюсь. Он из нас самый лучший и обязательно приедет в отпуск, когда отслужит пять лет. Он скоро будет дома, мама, так что не беспокойся. Больше мне нечего рассказать, во всяком случае такого, чтоб можно было написать в письме. Гиза, не задирай нос (хотя у тебя есть на это полное право). Мэра, перестань скандалить и не колоти Уоррена. Папа, я горжусь тобой. Обнимаю вас всех. Ваш любимый сын и брат Шейд».
Как всегда, слова Шейда проникают в сердце. Немного напрягшись, я буквально могу расслышать его голос.
И тут лампочки над нами внезапно начинают подвывать.
– Никто не использовал рационку, которую я вчера принесла? – спрашиваю я, и в ту же секунду свет гаснет.
Мы погружаемся в темноту. Когда глаза привыкают к мраку, я вижу, как мама качает головой.
Гиза стонет.
– Что, опять?
Стул скрежещет по полу – сестра встает.
– Я пошла спать. Пожалуйста, не орите.
Но мы не орем. Таков наш мир: мы слишком устали, чтобы ссориться. Мама и папа отправляются к себе, оставив меня одну за столом. В норме я бы улизнула из дома, но сегодня сил хватает только на то, чтобы лечь спать.
Я карабкаюсь по второй лестнице на чердак, где уже посапывает Гиза. Она умеет спать как никто другой – вырубается через минуту. А мне иногда требуется несколько часов, чтобы заснуть. Я забираюсь в постель, радуясь тому, что можно просто лежать, держа в руке письмо Шейда. Как и сказал папа, от него сильно пахнет сосной.
Река за окном шумит приятно, плеща о камни и навевая сон. Даже холодильник, старый и ржавый, который обычно так громко рычит, что у меня болит голова, сегодня мне не мешает. Но тут мою полудрему нарушает птичий свист.
Килорн.
«Нет. Убирайся».
Снова свист, уже громче. Гиза ворочается, перекатывая голову по подушке.
С ненавистью, бормоча под нос, я вылезаю из постели и спускаюсь по лестнице. Любая нормальная