винегрет – суржик.
Подходит к нашему столику официант – молодой паренек во фраке согласно статусу гостиницы. Предлагает всем присутствующим меню в тяжелых переплетах. Но тезка поднимает на него тоскующие глаза пилигрима и не глядя в меню пытается заказать что-то специфическое, местное, колоритное и экзотическое. То есть нечто, типичное для этого уголка Западной Украины, чем здешняя земля славится и от чего огонь разливается по опустевшим сосудам. К моим услугам как переводчика тезка принципиально не обращается, уповая на свое духовное родство с «ненькой» и широчайший алкогольный кругозор.
Но мальчик-официант попался или просто бестолковый, или малограмотный, которому бриллиантовые оттенки блеска спиртного неизвестны, традиции неведомы, и вообще, образование тусклое. Несмотря на усиленную жестикуляцию, понятную даже папуасам с берегов Амазонки, многозначительные вздохи и закатывание глаз, до бедного парня никак не могла дойти суть требований гостя, который по мере обоюдного непонимания начинал раздражаться в своем лингвистическом бессилии и неубедительной пантомиме. Наконец выведенный из себя безразлично постным выражением физиономии официанта тезка перешел на метафоры и аналогии, позорно спутав исконно русский фольклор с украинским:
– Ну, скажи, ради бога, есть у вас в ресторане что-то такое местное, львовское? Знаменитое? Своя ридна водка? Самогон? Знаешь, что такое самогон? На крайняк (он так и сказал) какая-нибудь балалайка?
При этих словах тезка убедительно и доходчиво побренчал струнами воображаемой балалайки, чем привел мальчика-официанта в полнейшее недоумение. Я думаю, что кодекс заведения не позволил ему вслух усомниться во вменяемости гостя по принципу: клиент всегда прав. Он скорчил понимающую мину и скоренько удалился сплошным вопросительным знаком.
– Саня, – обратился я к родственнику, – балалайка есть неведомое орудие в здешних широтах. Она ничего не символизирует – ни патриотизм, ни народность. Скорее, здесь в обиходе бандура, о чем ты по причине неуемной жажды забыл. Что он тебе сейчас принесет, я даже предположить боюсь, но, помяни мое слово, этот ужин ты запомнишь надолго.
Тезка к моим словам не прислушался, бережно принял из рук возвратившегося официанта графинчик с прозрачным содержимым и тут же поспешно налил себе в хрустальную рюмашку. Закуска на столе пока отсутствовала, но что являет этот факт для настоящего эстета и флибустьера? Тезка опрокинул дозу, по-казацки крякнул и занюхал выпитое скрученной салфеткой. Как давеча у официанта, его лицо приобрело крайне недоуменное выражение, в котором сомнения относительно света, на котором оно пребывает, дополнилось отказом от понимания собственного образа. Слава богу, подоспело что-то съестное, что позволило родственнику оправиться от шока и наконец осознать себя в человеческом обличье.
Все остальные пили в этот вечер дрянное красное вино с закарпатской наклейкой, аппетитно ели и охотно разговаривали. Тезка не принимал участия в