каждой поры, и он наблюдает, как налитая кровью головка скрывается под их ладонями. Его темно-смуглой и ее белоснежной. Быстрее и быстрее двигает их руками и смотрит, как по ее щекам катятся слезы. Они его бесят и возбуждают. Потому что картинка так похожа на оригинал, что ему от этого и тошно, и радостно одновременно. Прихватил ее за волосы на затылке, нагнул ниже к яйцам. Когда-то она делала это сама. Ласкала его, обхаживала. Любила в нем все. Его член…она смотрела на него с любовью. Да на каждую часть его тела смотрела с любовью. Облизывала каждую вену, покусывала у самого основания и трепетала кончиком язычка в дырочке на головке, слизывая капли нетерпения. Или заглатывала его, с трудом пропихивая в свой маленький, но такой горячий рот…И он, сука, чувствовал, что любим ею. Чувствовал, что даже его сперму глотают с упоением и счастьем, что его пот вдыхают с фанатичной страстью. И…и вот это похожее лицо создавало иллюзию, от которой становилось легче дышать.
– Лижи. – приказал и подтянул ниже так, чтоб лицом уткнулась ему в мошонку. Под пальцами нежнейший шелк – ее волосы. Если закрыть глаза, то на ощупь шелк точно такой же…или это Хан сошел с ума. Он не стискивает сильно, он перебирает их, но не дает ей отстраниться.
Ему хорошо. Ему охренительно хорошо. Ощущать слабые касания острого язычка, сдавливать член ее пальцами и приближать себя к концу. Он возьмет ее позже…Всегда успеет. Она никуда от него не денется. Он ее купил. Себе и только себе. Но ощущение грязи не проходит…Ощущение, что когда-то было не так, что он попробовал не так, и вот этого теперь никогда не достичь…но все отходит на второй план. Голод слишком силен, чтобы сравнивать детально…Злость о несбывшемся подхлестывает похоть, а похоть вгрызается в глотку зверю, и он скулит от жажды и желания драть свою добычу. Жертва побуждает обращаться с ней, как с жертвой, а не равной. Представил, как насадит ее маленькой узкой дырочкой на свой член, и закатил глаза от удовольствия. Сдавил головку ее ладошкой, задвигал руками с адской скоростью и зашелся в рыке, кончая ей на руки, на волосы. Его разрывает от оргазма. Его просто раздирает от него на части.
А потом осознанием, что это другая. Похожее мясо. Нужное ему лишь в качестве лекарства. Хорошего такого антидепрессанта. Он будет с ней играть и с ее помощью выбираться из ямы. Вот для чего она появилась в его жизни – чтобы он мог подняться со дна, в которое упал со смертью своей птички. Оттолкнул девчонку, потеряв интерес, и, дав указание охране, вышел из дома. Игрушка стоила оплаченных денег. Она давала передышку, которой не было даже от адского пойла. В горле больше не стояло комков грязной слизи. Надолго? Неизвестно.
Но Хан впервые не хочет надраться до полусмерти. Пока не хочет. У него эйфория. Он под дозой, и его прет. Его мысли впервые ясные, голова трезвая, и ему надо домой.
***
Первым делом пошел к кошкам. Он по ним скучал…Ощутил это всепоглощающее гложущее марево, когда увидел, как две тени мечутся по вольеру. Черная и белая. Беснуются, прыгают. Учуяли его и радуются приезду хозяина. Его девочки. Он совсем их забросил. Чувство вины затопило изнутри и заставило