А в-третьих… Может, тебе мою зачётку показать? Там всё тип-топ. Успеваемость присутствует.
– Принеси-ка мне из гостиной пачку сигарет и зажигалку. И пепельницу. Всё там – на журнальном столике.
– Прям в кровати курить будешь?
– Я всю жизнь курил там, где хотел. И в спальне, и на кухне, и в сортире.
– Натощак!
– И натощак в особенности.
– Давай я хоть кофе тебе сварю, – предложил Егор, и, не дожидаясь ответа, ушёл на кухню.
Я тяжко вздохнул, изображая неизвестно для кого возмущение беспардонностью своего опекуна, а в душе одобрительно подумал: «Хороший врач из Егора получится. Умеет с капризными больными общаться. И ведь слушаешься его! А уколы Егор ставит – не почувствуешь».
Кряхтя, я поднялся с постели, подхватил пижаму, висевшую на спинке стула, и пошёл в ванную. Постоял возле зеркала, раздумывая – бриться или ну её на фиг? Решил не бриться, лень. В зеркале отражался бледный седой болезненно тощий старик с глазами уже неопределённого цвета, провалившимися в глазницы. В глазах была какая-то тоска. М-м-да, краше в гроб кладут. Я ещё раз посмотрел в свои глаза и различил всё-таки голубой цвет. И не тоска это вовсе, обманул я себя, это мудрость. Чтобы обман не открылся, отвернулся от зеркала и включил воду. Умылся, почистил зубы, с грехом пополам натянул пижаму, и, уцепившись волей за плотные ручейки запахов, тянувшиеся из кухни, пошёл пить кофе. Кроме кофе, на столе стояла тарелка с двумя бутербродами – один с докторской колбасой, другой с сыром.
– Насчёт бутербродов уговору не было, – сказал я Егору.
Егор не ответил, только хмыкнул. Наверное, хотел напомнить, что и по поводу кофе не было уговора.
Я выпил большую чашку кофе и осилил половину бутерброда с сыром. Больше не хотелось.
– Убери в контейнер и поставь в холодильник, – сказал я. – Позже захочу, съем.
Егор посмотрел на меня внимательно, и спорить не стал.
– Я сегодня весь день свободен, – сказал он, с задумчивым видом изучая содержимое «Шарпа», определяя – чего там в достатке, а чего надо подкупить. – Сейчас сгоняю в супермаркет. Куплю всё, что надо для борща. Ты как насчёт борща, дядь Жень?
– Нормально. Сигарет ещё купи. Вот что – купи блок сразу. И дай мне, наконец, сигарету! Сколько можно тебя упрашивать?
Я с наслаждением закурил свою первую за сегодняшнее утро сигарету и подумал: «А была бы она мне так же приятна, не попей я кофе?».
Егор ушёл в супермаркет за ингредиентами обещанного борща, а я переместился в гостиную на диван. Заниматься воспоминаниями, когда тебя постоянно кто-нибудь или что-нибудь отвлекает, пустое дело. И не вспомнишь ничего толком, и раствориться в воспоминаниях не сможешь. А вспоминать и не растворяться – это душевная мастурбация. Дёргаешься, гоняешь туда-сюда обрывки мыслей и постоянно помнишь: ты здесь, ты никуда не делся, шкура твоя, потраченная, как молью, людьми и обстоятельствами, на тебе. Её не сбросить, как лягушечью кожу. Она – ты сам и есть. Погрузиться же в воспоминания полностью, раствориться в них – значит, прожить всё заново.
Я