на рыбалке – они тебе обязательно покажут. Сама такая! До связи!
Баба Света, услышав свое имя, живо встрепенулась:
– Русская жена убила мужа-венгра. Бедная… Как я ее понимаю!
Ничего себе, бедная! Сама баба Света была замужем за венгром пятьдесят пять лет. Хотя она к его смерти и не причастна – муж умер от старости, но наверняка Светлана Петровна знает что-то такое, что вполне может оправдать в глазах общества женщину, прикончившую своего супруга. Мне ничего не известно о том, сколько раз за столь долгую совместную жизнь баба Света хотела развестись. Опять же, это не так просто – общие дети, совместно нажитое имущество, суды, расходы на адвоката. Уверена, что жизнь Татьяниного отца не раз висела на волоске – как это бывает в любой семье. А что? Вот разведешься – и страдай потом годами по этому поводу. А убила заразу, пятнадцать минут поплакала, пятнадцать лет отсидела – и гуляй-хохочи всю оставшуюся жизнь.
Хотя то, что муж венгр – это точно не повод для убийства. В других нациях, знаете ли, тоже… Подруга вон моя, Светка, живет в квартире, где жена своего любимку топором расчленила в ванной. Когда въезжала, только саму ванну заменила. Мне раз сто в той квартире ночевать доводилось, и ничего.
До самого позднего вечера я пыталась разобраться в том, как устроен гостиничный бизнес. Устала так, будто работала физически.
– Спокойной ночи! – сказала я бабе Свете и отправилась к себе.
В моем номере плач ребенка был слышен еще сильнее. Удивительно, но терпимые иностранцы даже и не думали жаловаться. Видимо, для приличных людей, что отдыхают в наших номерах, дети – это святое.
Я пощелкала пультом телевизора. Показывали какой-то красивый голубой бассейн – бередили душу, израненную склерозом и отсутствием купальника. Это издевательство над собой я решила прекратить одним махом, выключив передачу.
Но насладиться тишиной мне не удалось. Где-то совсем рядом, практически мне на ушко, перекрикивая вопли ребенка, Владимир Калач, мой сосед, по телефону отчитывал загулявшую супругу
– У тебя вообще совесть есть или ты ее с собой не брала? Мишка не замолкает битый час. Нас скоро из отеля на выход попросят! Что значит, что ты сделаешь? Что-нибудь! Ну, я не знаю… Хоть что-то! Ты же мать! Ты сейчас где вообще? А что ты мне врешь-то? Европа – это тебе не Москва, магазины все давно закрыты! Ребенок орет, возвращайся немедленно! Не говори мне, что ты его не хотела! Ты же сама настаивала! Я из-за вас с женой развелся! Не хотела бы – не рожала! Я тебя не просил! Не хотела, вот он и родился такой… Но я с вами, я с сыном, какой бы он ни был. А вот ты-то где?
Затянувшийся разговор на повышенных тонах закончился. В мое открытое окно потянуло сигаретным дымом. Мальчишка продолжал выть. Бедная крошка! И ведь не может сказать родному отцу, что его беспокоит.
Закуришь тут от такой жизни, не спился Владимир – уже хорошо.
Все-таки слава Богу, что мы сейчас в толерантной Европе. В России бы уже давно вовсю стучали по батареям да учили родителей,