рвало все шаблоны, созданные на основе собственного и чужого опыта. Он лишь понимал, что по какой-то причине пулеметы не причиняют противнику никакого вреда.
Через несколько минут на среднюю площадку поднялся Шамиль, правая рука Юсупа, чтобы выяснить, на кого тут расходуют драгоценные пулеметные боеприпасы. В этот раз он был одет во все черное, и сопровождали двое вооруженных охранников.
Шамиль был всего на год старше Егора, и доживал последние годы. Вероятность его мутации, и без того поздней, возрастала буквально с каждым вдохом. Ночами он нигде не появлялся без охранников, и не потому, что боялся нападения от своих же, а чтобы его могли прикончить сразу, как начнет мутировать на безлюдных улицах Крепости.
Егор усмехнулся, подумав, что и с женами своими Шамиль спит, наверняка, под прицелом обрезов. Иначе никак. Это и было главным проклятием зараженных – неизбежная и всегда неожиданная мутация. Не мутировали только дети лет до семнадцати. А потом это могло произойти в любой момент, но никогда не позже десяти лет после наступления половой зрелости. То есть, тридацтилетний рубеж в новом мире не преодолевал никто. За исключением Инги. Ей было сорок пять, и ничего.
Ученые из лаборатории в бункере объясняли этот факт особым набором генов, говорили о неком иммунитете, но толку от таких разговоров не было ни малейшего. За двадцать восемь лет ученым так и не удалось создать ни противоядия против заразы, охватившей мир, ни вакцины. Чистые так и не могли безопасно покинуть бункер, постоянно опасаясь, что кто-то снаружи подхватит инфекцию и занесет ее в внутрь, а зараженные как мутировали, так и продолжали мутировать, проживая короткие жизни. Лишь однажды, обследуя сбитые вертолеты, Инга нашла доказательства существования антивируса на острове Готланд. Это были фотографии, которые она один раз показала лишь Дарье, а затем уничтожила. Очень уж ей не хотелось зажечь Юсупа идеей похода на северо-запад, ценой многих и многих жизней.
Сам Шамиль, не отличавшийся слишком ярким воображением, относился к факту собственной скорой гибели не просто без лишних эмоций, а даже с некоторой долей философского спокойствия. Чему быть, того не миновать, считал он, а многие погибают, даже не дожив до мутации. Так что грех жаловаться, а надо радоваться отпущенным дням и наполнять их всеми доступными наслаждениями.
Не смотря на такой, до крайности утилитарный, подход, Шамиль, как и Юсуп был не чужд ответственности за других. Правда она была у обоих довольно своеобразная, и росла из корней все той же меркантильной утилитарности. Юсуп и Шамиль справедливо считали, что наслаждаться жизнью смогут лишь пока существует симбиоз между жителями бункера и зараженными. Ведь ни о каких наслаждениях за пределами Крепости и речи быть не могло. Там, за стенами, люди просто выживали, и ничего больше. А тут можно было жить. Может и не так роскошно, как в старом мире, наполненном удивительными и не всегда понятными