Алёнушкины сказки. Дмитрий Мамин-Сибиряк

Миша, проглотил нечаянно штук сто комариного войска, закашлялся да как сорвётся с сука, точно мешок… Однако поднялся, почесал ушибленный бок и говорит:

      – Ну что, взяли? Видели, как я ловко с дерева прыгаю?..

      Ещё тоньше рассмеялись комары, а Комар Комарович так и трубит:

      – Я тебя съем… я тебя съем… съем… съем!..

      Изнемог окончательно медведь, выбился из сил, а уходить из болота стыдно. Сидит он на задних лапах и только глазами моргает.

      Выручила его из беды лягушка. Выскочила из-под кочки, присела на задние лапки и говорит:

      – Охота вам, Михайло Иванович, беспокоить себя напрасно!.. Не обращайте вы на этих дрянных комаришек внимания. Не стоит.

      – И то не стоит, – обрадовался медведь. – Я это так… Пусть-ка они ко мне в берлогу придут, да я… я…

      Как повернётся Миша, как побежит из болота, а Комар Комарович – длинный нос летит за ним, летит и кричит:

      – Ой, братцы, держите! Убежит медведь… Держите!..

      Собрались все комары, посоветовались и решили: «Не стоит! Пусть его уходит – ведь болото-то осталось за нами!»

      Притча о Молочке, овсяной Кашке и сером котишке Мурке

I

      Как хотите, а это было удивительно! А удивительнее всего было то, что это повторялось каждый день. Да, как поставят на плиту в кухне горшочек с молоком и глиняную кастрюльку с овсяной кашкой, так и начнётся. Сначала стоят как будто и ничего, а потом и начинается разговор:

      – Я – Молочко…

      – А я – овсяная Кашка…

      Сначала разговор идёт тихонько, шёпотом, а потом Кашка и Молочко начинают постепенно горячиться.

      – Я – Молочко!

      – А я – овсяная Кашка!

      Кашку прикрывали сверху глиняной крышкой, и она ворчала в своей кастрюле, как старушка. А когда начинала сердиться, то всплывал наверху пузырь, лопался и говорил:

      – А я всё-таки овсяная Кашка… пум!

      Молочку это хвастовство казалось ужасно обидным. Скажите, пожалуйста, какая невидаль – какая-то овсяная каша! Молочко начинало горячиться, поднималось пеной и старалось вылезти из своего горшочка. Чуть кухарка недосмотрит, глядит – Молочко и полилось на горячую плиту.

      – Ах, уж это мне Молочко! – жаловалась каждый раз кухарка. – Чуть-чуть недосмотришь – оно и убежит.

      – Что же мне делать, если у меня такой вспыльчивый характер! – оправдывалось Молочко. – Я и само не радо, когда сержусь. А тут ещё Кашка постоянно хвастается: я – Кашка, я – Кашка, я – Кашка… Сидит у себя в кастрюльке и ворчит; ну, я и рассержусь.