ежедневно заправлять кровати и протирать пыль в маленьких спальнях, независимо от множества иных обязанностей.
Только со временем я стал понимать навязываемые воспитанием установки поведения. Они казались мне продиктованными кем-то извне, не имеющим понятия о нашей частной жизни. Считается, что в этих указаниях сконцентрирована большая мудрость. Однако мой ВГ безапелляционно заявил, что в них мало конкретики и надо пропускать подобные советы мимо ушей. Я тогда принял довольно близко к сердцу сентенцию: «мальчику плакать стыдно, потому что он не девочка». Возможно, так оно и было, но когда наступила эпоха торжества феминизма, это высказывание выглядело чем-то вроде сгоревшей свечки. Последующая жизнь бесцеремонно внесла поправки в жесткие конструкции многих «железных правил». Вероятно, после многократной выжимки в «премудростях жизни» оставалась жесткая сущность или словесная субстанция, лишенная жизненных соков. Под влиянием ВГ я постепенно пришел к выводу, что эти правила весьма удобны взрослым и созданы прежде всего для нравоучений.
Человек формируется и встраивается в мир, воспринимая отблески интереса к себе от близких людей – в любящих глазах матери, в добродушных насмешках отца, в наплывающих волнах общения со всеми, временами милыми, окружающими. Мир вторгается в психику ребенка, формируя и моделируя отражение самого себя. У каждого это случается неизбежно, но по-разному. Для меня очень многое воспринималось преломленным через игру пламени в большой русской печи и круглом камине, через волны праздничных запахов, исходящих от выпеченных мамой блинов, пирогов и шанег. Рутинные труды напрягали физически, но все же не вызывали протеста, поскольку кроме выносливости, тренировали умение побеждать скуку однообразия. Многие наши занятия были добровольными и притягивали к себе без всякого принуждения. К таковым относились игры в доме и на улице, манипуляции с зажиганием ламп и растапливанием дров в печах, вслушивание в разговоры взрослых и критическое рассматривание собственной вихрастой физиономии в зеркале.
В годы детства меня развлекало общение с нашей юной квартиранткой Наденькой, чье румяное лицо окружали рыжеватые волны пышных волос. Мы с братом любили играть с ней в прятки, догонялки и другие игры, когда мать просила Надю присматривать за нами. Так происходило, если дома никого из взрослых не было. Обычно Надя проводила с нами почти все свободное от учебы в медицинском училище время. Иногда мою расположенность к Наденьке замечали брат Владимир и соседский приятель Валерка. Тогда они дурачились, осыпая меня насмешками и дразнилками. Я смущался, но никак не мог отказать себе в развлечении побегать по двору с рыжеволосой хохотушкой, попрыгать и потанцевать, а иногда обхватить ее за талию и повиснуть, прижавшись, несмотря на показное сопротивление. Наденьку было легко развеселить щекотанием укромных мест. Она взвизгивала и хохотала так, будто я нашел и включил тайную кнопку где-то на ее фигурке.
Откровения