Чтимый правитель Кангюя, с тобой последую. Благодарю за приглашение. Мне будут завидовать, ведь эллины до меня в Янь-Сае не бывали. О таком царстве у нас и не знают. – Евкратид любуется даром, уверенно шагает к выходу. В шаге от двери целует золото, прижимает к груди якорь Селевкидов. – Кто же тебя, царь кочевников, так эллинскому языку обучил? Откровенности потребуют с меня? О-о-о, на семь дней пути с меня совместных замыслов ожидается? И даже, так понимаю, смертельно-опасно-тайных?
Идущий первым Кушан резко оборачивается к послу, молча прикладывает правую руку к руке Евкратида, что прижата с даром к груди, требовательно вглядывается в глаза гостя.
– Да-да, понимаю, царь Кушан. Не доехал я до Кангхи. Проводники ненадёжные, похитивши серебро, покинули меня. Заблудился в незнакомых местах. Увидел загадочное озеро Ворукаша. Испил заколдованных пресно-солёных вод. С горькими обидами вернулся в Бактрию. Исчез бесследно в степи по направлению на юго-восток?
Кушан и Евкратид под руки выходят из двери, приятельским видом повергая в удивление многочисленных спутников посла.
Полночь. Повозка соправителя Кангюя
– Царь и вождь свободолюбивых кочевников, ты прав в мудрости. – Евкратид восседает в покачивающейся на ходу повозке, подражая манере собеседника, поджав под себя босые ноги. – Никому не под силу обмануть эллинов. Какими благосвятыми словами ни называй то злодеяние, о котором говорим, смысл у него при всём том останется одним и тем же.
Власть захватить возможно. По внезапности захвата даже успешно, без лишних жертв. Честолюбцев таких, злокозненных, раньше, в славные времена ещё до войн с персами, у нас называли «соискателями тирании из тщеславной черни». Есть у эллинов шутливая песенка из смешного представления, в том представлении двое давно знакомых, «худозадый» и «толстозадый», препираются о врагах родного полиса.
Толстозадый поёт:
– …Отвечу я тебе:
среди завистливых соседей дальних
врагов коварных,
что сеют смуту в полисе
ты понапрасну не ищи.
Злым козням в смуте нет истощенья,
И прав ты —
наша слабость в усладу соседям дальним.
Худозадый уязвлённо подпевает:
– Эх, да что там говорить!
И ближним соседям
наша смута тоже в радость!
На что ему Толстозадый разгневанно возражает:
– Но не среди соседей дальних
ведь ты живёшь?
Так оглянись же наконец,
кого ты в смуте видишь?
Неужто в судах и на агоре
соседи дальние
нам кривду учиняют?
Поддаётся неохотно Худозадый:
– Соседей дальних среди смутьянов нет!
Торжествует,