Мне жаль, что к своим, думаю, сорока годам вы этого так и не поняли!
Бестужев захохотал и покосился на вмиг побледневшего Седова.
– Слышь, Володя, что за истеричку ты с собой привел? Она всегда так на людей бросается?
– Это клинический случай. Увы, не лечится, прости, старик, – и, повернувшись к Вронской, Седов выдал вторую порцию оценок ее характера и манеры поведения.
Цензурных выражений в пламенном спиче почти не имелось. А смысл сводился к следующему: не надо учить взрослых дяденек жизни, они сами знают, что к чему.
«Ну, уж дудки, – думала Лика, обиженно сморщив лоб. – Не буду молчать, когда вижу, что человек ведет себя, как свинья. Никто не требует от него стенаний по поводу убитой. У следователей, действительно, иммунитет к этому делу вырабатывается. Жестче они, не такие эмоциональные. Но смеяться и оскорблять убитую женщину – это слишком. Короче, все я правильно сказала. А Бестужев – редиска».
Тем временем Валентин Алексеевич извлек из сейфа стопку бумаг и, просмотрев их, протянул Седову.
– Протоколы осмотра места происшествия, допросов кое-кого из свидетелей. Направления на экспертизы я оформил, не забудь позвонить, чтобы результаты тебе переслали. Флаг в руки. Заводи уголовное дело.
– Что изъяли в квартире?
Бестужев подошел к огромной стоящей на полу коробке и извлек оттуда пакет. Седов принялся разбирать запакованные в прозрачный пластик предметы. Он хмурился – вещей из квартиры изъяли мало.
Валентин Алексеевич не умолкал, рассказывал о проведенном осмотре. Похоже, убитая женщина кого-то ждала. В квартире был сервирован праздничный стол, в духовом шкафу нашли жаркое. Следов пребывания посторонних где-либо, кроме прихожей, не обнаружено. Ручка входной двери тщательно протерта, криминалисты отпечатков пальцев не нашли.
– Да, все очень похоже на мой случай, – сказал Седов. – Кстати, а соседи видели посторонних людей, входящих в подъезд?
Бестужев махнул рукой.
– Ты же знаешь, всегда после убийств появляется масса якобы очевидцев. Мне по предварительным опросам показалось, что ничего внятного свидетели сказать не могут.
Володя Седов понурился.
– Неужели в Москве орудует маньяк? И как такие преступления раскрывать? Небось сидит себе где-нибудь тихий приличный дядечка. Не судился-не привлекался. Бац, в башке что-то переклинило – схватился за ножик. Он еще пару женщин прирежет, пока мы на него выйдем.
– А об этом, дружище, пусть уж у тебя голова болит. Кстати, вот эта бумажка, – Валентин Алексеевич указал на мелькнувший в руках Седова запечатанный прозрачный пакетик. – Рядом с телом валялась.
– Что это? Похоже, картина. Часть открытки запачкана кровью. Ну и рожа! Бр-р-р…
Лика позабыла о своем решении изображать оскорбленную и униженную следователями барышню, опустилась на корточки рядом с Седовым.
– Дай мне. Так. Это Мунк.
– Кто? – в один голос поинтересовались Седов и Бестужев.
– Репродукция