вынул из портфеля все содержимое – ручки, бумаги, книгу, блокнот, очки в футляре. Сложил бумаги в ящик стола, очки подвинул к давно заброшенному перекидному календарю, хрестоматию Гудзия, приподнявшись, вставил на свое место на полочке. Взамен взял ее соседку, тоненький синий томик «Пустозерская проза».
Глотнул кофе, раскрыл.
Состояние хмеля после еды и разговора с женой прошло совершенно, вместо него появились вялость, ленивость. Тянуло перебраться на диван к внуку и уставиться в телевизор.
«Нет, хорош, и так сколько вечеров впустую, – укорил он себя. – Делом надо заняться, в конце концов. Тем более – выходные теперь, скорее всего, на дачу уйдут…»
Уже несколько лет у него была идея расширить тему той лекции, что он посвящал «Житию протопопа Аввакума». Бесспорно, произведение уникальное, одно из лучших в русской литературе, и все же надо хоть бегло познакомить студентов с его письмами, с сочинениями его товарищей по Пустозерску. Они ведь тоже писали – да еще как! – а удостоились лишь перечисления имен. Дескать, были такие, и точка…
Но сперва, естественно, надо самому перечитать их вещи, сделать пометки, записать свои мысли, а потом уж составить текст минут на двадцать с цитатами, комментариями.
Н-так, начать с дьякона Федора. Он, кажется, после Аввакума самый яркий из них писатель был…
Юрий Андреевич поправил книгу, чтоб свет лампы ровно ложился на страницы, сделал еще глоток кофе. Пополз взглядом по строчкам:
«Юзник темничной, грешний диакон Федор Иванов многострадальной страстотерпице Настасье Марковне радоватися о Господе, и здравствовати со всеблагодатным домом, с любезными чады своими…»
Погружаться в словесный строй языка трехсотлетней давности поначалу приходилось с усилием. Правду сказать, Юрий Андреевич давно не перечитывал источники, предпочитал воскрешать в памяти темы лекций по своим записям, по заученным до автоматизма цитатам… «А им каково, – пришла вдруг, словно бы для защиты, ехидная мысль, – которые, кроме “типа”, “как бы”, в лучшем случае “в принципе”, мало что могут сказать?»
– Дедунь, – рядом, слева и чуть снизу голос Павлика, – ты чего делаешь?
– Читаю.
Он попросился на колени, устроился и велел:
– Ну, читай!
– «Тюрьмы нам зделали по сажени, а от полу до потологу головой достать, – с интересом, как воспримет текст Павлик, стал читать вслух Юрий Андреевич. – Да, слава Христу истинному, Лазарь отец писал царю письма, – другой год уже там; и ныне велено у него с Москвы о тех письмах взять скаску, и прислать к царю. – Внук завозился, задышал, давая понять, что ему не нравится. – А писал страшно, и дерзновенно зело – суда на еретиков просил. Да не чаем мы – дать суд праведен».
– Не-ет! – Внук не выдержал, аж стукнул кулаком по столу; спрыгнул на пол. – Сичас! – Побежал в свою комнату.
«Когда еретик еретика судит вправду? – продолжал, но уже про себя и уже понимая, что чтение его вот-вот закончится, Юрий Андреевич. –