за преступление лежит на преступнике, а не на вас. Поэтому вместо того, чтобы посыпать сейчас голову пеплом, лучше помогите мне понять, кому была выгодна смерть Комарова? Кто мог желать избавиться от него?
– Если бы я только знал, Татьяна Александровна…
– Давайте без отчества, – предложила я, снова перебив.
– Как скажете, Татьяна. – Показалось или Белых все-таки слегка улыбнулся? Вот уж до чего скупой на эмоции человек!
– Вы общаетесь с кем-нибудь близко тут? Приятельствуете?
– Нет, – отрицательно качнул головой мужчина. – Я выполняю свою работу и ранее думал, что выполняю ее хорошо. Дружеских отношений ни с кем как-то не сложилось.
– Почему? – искренне удивилась я, ведь Вадим Романович производил впечатление неглупого человека, с острым юмором, интересного.
– Я сам не стремлюсь к сближению, если честно. Когда ты привязан к кому-то, становится тяжело объективно оценивать его поведение и поступки.
– Где-то я слышала, что человек, отягощенный привязанностями, становится уязвимым, как ёжик без иголок, – понятливо кивнула я.
– Хорошая фраза, я запомню, – снова выдал намек на улыбку Белых. – Итак, о вчерашнем вечере, – вернулся он к теме нашего разговора. – О чем именно вам рассказать?
– Для начала скажите, как именно вы нашли тело?
– Я просто пошел по линии света прожектора, рассудив, что далеко в лесополосу в незнакомом месте человек в темноте не сунется, но и на свету отливать, простите, – он покосился на меня, – не станет.
– Логично. – Я кивнула, принимая его измышления.
– Стараюсь. – В светло-серых, почти прозрачных глазах мелькнула насмешка. – В общем, я не ошибся. Сначала я светил примерно на уровне собственного роста, но ничего, то есть совершенно ничего, кроме растительности, не увидел. Затем еще раз прошелся тем же путем, в этот раз уже направлял свет по земле. И когда заметил виднеющиеся в зарослях кустов ноги, сначала подумал, что Комаров просто упал и уснул. Понимаете, – Белых поморщился, – на банкете никто никого не ограничивал в количестве рюмок с горячительным. Многие были, хм… хороши. Поэтому я сперва не придал никакого значения увиденному.
– Как я понимаю, очень скоро вы убедились в обратном? – Заметив, что Вадим Романович замедлил рассказ, словно снова погружаясь в воспоминания и коря себя за то, в чем не был виноват, я слегка его поторопила.
– Да, я заглянул за те кусты, подсвечивая фонариком, и в первое мгновение даже не поверил собственным глазам. Неприятное было зрелище, доложу вам. Вы когда-нибудь видели задушенных, Татьяна?
– Речь сейчас не обо мне, – не стала ни подтверждать, ни опровергать его интерес я и добавила: – Но прекрасно понимаю ваше замешательство. Картина, должно быть, оказалась впечатляющей.
– Не то слово! – Белых рвано выдохнул. – Его глаза были так выпучены, что я где-то на периферии сознания даже слегка удивился, что они оставались в орбитах. И пальцы, скрюченные в судороге. И отекшее лицо. Да еще и расстегнутые штаны. Видимо, Комаров действительно